«Теория надстроек действительно находится в центре эзотерического марксизма Бахтина и его школы в 20-е годы, и вплоть до замечательных работ Альтюссера и Мамардашвили 60—70-х годов она оставалась непревзойденной. Вразрез с официальным марксизмом (Плеханов с его „пятичленкой“, к которому присоединились Ленин в „Материализме и эмпириокритицизме“, Богданов и Бухарин с его „Теорией исторического материализма“), не сумевшим вылущить концептуальную суть из смыслообразов „базис“ и „надстройка“ (для выросших на тезисе Хайдеггера „язык есть дом бытия“ должно же быть сколько-нибудь внятно, что „базис“, то есть фундамент, и „надстройка“, то есть все воздвигнутое на этом фундаменте, это не что иное, как элементы философской метафоры „дом общественного бытия“. И ничего более.), вразрез с этим гипостазированием метафоры бахтинский эзотерический марксизм вернулся к Марксову пониманию общественной целостности с характерной для нее нераздельностью/ неслиянностью бытия и сознания».[18] Если «базис», «фундамент» и «надстройка» представляют собой лишь метафоры, передающие идею «дома общественного бытия», то и сама категория общественного бытия связывается Марксом не со способом производства, а общественной жизнью в целом, с обществом как тотальностью. Но в официальном марксизме утвердилось именно отождествление общественного бытия с экономическим базисом, отождествление, вследствие которого все, что относится к надстройке, обретало статус иллюзорности, нереальности, фиктивности.

Опять-таки необходимо подчеркнуть, что подобное понимание базиса как активного начала, а надстройки как пассивного, способного лишь на отражение базиса, едва ли можно найти у самого Маркса. Скорее можно найти опровержение такого понимания: «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение – это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки».[19]

Глубокую оценку книге Бухарина дал Г. Лукач: «Теория Бухарина, очень сильно сближающаяся с буржуазным – естественнонаучным – материализмом, в силу этого …при своем применении к обществу и истории… зачастую смазывает решающее требование марксистского метода: сводить все феномены политэкономии и „социологии“ к общественным отношениям людей между собой. Теория приобретает привкус ложной „объективности“: она становится фетишистской».[20] Эту оценку вполне возможно распространить и на весь ортодоксальный марксизм в целом. Не умея «развеществлять» феномены общественной жизни, не умея увидеть за ними общественные отношения людей между собой, он неизбежно эти феномены овеществляет, опредмечивает. Картина общественной жизни, создаваемая посредством процедур опредемечивания, неизбежно превращается в идеологию, то есть в ложное сознание.

Первая критическая реакция в среде марксистов Европы на теории несвоевременности русской революции связана с именем Розы Люксембург. Примечательно, что до революции 1917 года ее позиция в этом вопросе в общих чертах совпадала с позицией социал-демократии. Эта позиция сводилась к следующему: социально-экономические предпосылки для построения социализма в России выражены слабее, чем в странах Запада, но поскольку внутренние противоречия русской истории выдвигают пролетариат в авангард революционного движения, то перед ним открывается возможность борьбы за социализм. Но после событий 1917 года Р. Люксембург выступает решительно против «доктринерской теории… согласно которой Россия, как страна экономически отсталая, преимущественно аграрная, будто бы еще не созрела для социальной революции и для диктатуры пролетариата. Это теория, которая считает допустимой в России только буржуазную революцию – а из этого мнения вытекает также и тактика коалиции социалистов в России с буржуазными либералами, – это одновременно теория оппортунистического крыла в российском рабочем движении, так называемых меньшевиков под испытанным руководством Аксельрода и Дана».