Собеседники чокнулись и опрокинули по стаканчику со словами «За здоровье!».

– Не скромничайте. Вы делаете достаточно. Никому не отказываете, хотя попадаются среди нашего брата отпетые мошенники и оголтелые авантюристы. А грусть ваша – следствие недостаточно глобального видения происходящих процессов.

– То есть? – удивился консул, считая, что Институт международных отношений, многочисленные курсы по повышению квалификации и красный диплом Дипломатической академии формируют глобальное видение в достаточной степени, чтобы судить о тенденциях миграционных потоков в Европу из стран постсоветского пространства. Наверное, Петр Иванович на этот раз посчитал бы себя задетым, если бы не очередной глиняный друг, который оказался весьма кстати и заставил дипломата не спешить со встречной критикой.

– Вы, безусловно, считаете, что все эти инженеры, учителя, врачи и операторы машинного доения едут в Португалию, как когда-то сами португальцы плыли через Атлантический океан в поисках новых земель?

– Да, в поисках лучшей жизни. Вспомните поговорку: рыба ищет где глубже, а человек – где лучше.

– Согласен, – улыбнулся собеседник, – но отчасти. Вы никогда не оценивали происходящие события как очередную волну миграции?

– Очередную? Вряд ли! Советский Союз установил дипломатические отношения с Португальской Республикой только после Революции гвоздик, а до тысяча девятьсот семьдесят шестого года оформить визы было некому, так как не было ни посольств, ни консульств.

– А раньше?

Петр Иванович задумался.

– Нет, не помню. Португальцы к русским царям на службу нанимались, с Наполеоном на Москву в тысяча восемьсот двенадцатом году ходили. Такое было. А чтобы в обратную сторону… Не помню.

Ларион Ахметович помолчал какое-то время, затем сказал:

– Реки – моя любовь. Я всю жизнь ими интересовался. Учиться пошел, специальность выбирал, чтобы подружить воду и турбину. Всегда к каждой реке подходил как к живому существу. Всю подноготную знал, до горизонта геологических веков докапывался. Так получилось и с рекой Тежу, которая начинает свой путь в Испании под именем Тахо и при пересечении границы меняет название на привычное слуху любого португальца Тежу. На самом деле она не Тахо и не Тежу, а просто Теша или Тешка, так как течет медленно, неспешно огибая невысокие зеленые холмы, и так же неторопливо отдает свои воды океану. Название это она получила в незапамятные времена от предков славянских племен, освоивших эти земли в ходе очередной волны миграции шесть-восемь тысяч лет назад, а Тахо и Тежу – последующие языковые трансформации.

Петр Иванович откинулся на стуле, стараясь сосредоточить уплывающий взгляд на говорящем. Ему в голову пришла мысль: «А не шутит ли он?» Так как общий настрой еще был далек от того, чтобы просто отмахнуться от гипотезы инженера, заведующий консульским отделом решил поддержать беседу:

– А как же лузитане?

– Лузитане? Хорошо! Давайте поговорим о лузитанах, – согласился собеседник. – Что могут сказать о них европейские ученые? Ничего. То есть если спросить у специалистов, что им известно, то они ответят, посмотрев в свои многостраничные монографии, что известно только то, что кто такие лузитане – доподлинно неизвестно!

Петр Иванович эту мысль в кожуре каламбура переварил и, в принципе, согласился. Ларион Ахметович продолжал:

– На рубеже первого века нашей эры римляне активно колонизируют земли за Гибралтарским проливом, упираются в Атлантический океан и идут на север. Местное население не оказывает цивилизованным завоевателям никакого сопротивления. Под знаменем Августа и Трояна обустраиваются города, строятся опорные пункты, акведуки, храмы в честь Марса и Венеры и дороги по имперским стандартам. Позднее по этим дорогам с кривыми саблями, похожими на молодой месяц, будут носиться дети пророка Мухаммеда, которых назовут маврами или, на местный манер, мауришками. Римские опорные пункты дадут фундамент средневековым замкам и крепостям. К этому времени латынь, заменившая местный язык, вульгаризируется и перестает быть похожей на латынь первого-второго века нашей эры, так как впитывает в себя множество слов, оставшихся от лузитан. Слова, записанные латинскими буквами, приобретают новую жизнь на бумаге, продолжая сохранять первоначальное звучание. Наслоение культур становится настолько плотным, что разобраться в первопричине какого-то явления будет непросто даже маститым специалистам. Логика событий, о которой вещают европейцы, более-менее начинает проявляться с девятого века, когда королевство Португалия мечом и языковыми отличиями оформляет суверенное государство на отвоеванных территориях: на юге – у мавров, на востоке – у Кастилии. Согласны?