– Я не получал от Суллы указаний брать в плен Митридата.

– О чем ты говоришь, Луций? В наших руках Митридат, доставивший Риму столько неприятностей. Победа над ним может сравниться только с поражением Ганнибала. Если мы захватим царя Понта, прекратится война в Греции и Азии, перед нашими деяниями померкнет слава побед Мария над кимврами и тевтонами, битвы Суллы под Орхоменом и Херонеей покажутся мелкими стычками. Все золото и слава Востока достанутся Луцию Лукуллу и Гаю Фимбрии.

– Я должен подумать, – спокойно ответил Лукулл на восторженную речь собеседника.

– Если тебя что‑то смущает, можешь не участвовать в штурме Питаны, – в голосе Фимбрии звучала почти мольба. – Я прошу лишь закрыть твоим флотом гавань города. Еще день‑два – и мои легионы покончат с грозой Востока.

– Я подумаю, – вновь произнес Лукулл.

Он отвернулся от гостя, желая показать, что разговор окончен. Лицо легата Суллы исказила гримаса брезгливости.

Фимбрии ничего не оставалось делать, как покинуть негостеприимную пентеру. С трудом сдерживая бессильную ярость, он отправился на свою дряхлую триеру.

Красс проводил взглядом униженного врага и обратился к Лукуллу.

– Откуда взялся в Азии Фимбрия?

– Цинна отправил в Грецию своего товарища по консульству Луция Валерия Флакка. Флакк высадился в Эпире с двумя легионами. Одним командовал его легат Гай Фимбрия. В задачу Флакка входило принять в свое подчинение легионы Суллы и очистить от войск Митридата Грецию и Азию, – Лукулл презрительно усмехнулся. – Однако дела пошли далеко не по плану Цинны. Едва ступив на греческую землю, легионеры Флакка начали толпами перебегать к Сулле. Не имея возможности бороться с Суллой, консул повел свои легионы на север. Ему удалось пройти Македонию и Фракию, переправиться в Азию и достигнуть Калхедона. Здесь войско взбунтовалось против своего консула. Несомненно, к этим событиям приложил руку Фимбрия. Одни утверждают, что он собственноручно убил Флакка, другие говорят, что Фимбрия своей демагогией лишь подтолкнул легионеров к изгнанию и убийству консула. В общем, легионы перешли под власть Гая Фимбрии. Каким образом ему удалось загнать в ловушку Митридата, я знаю не более твоего, Марк. Впрочем, удивляться вряд ли уместно: Фимбрия злодей и убийца, но он энергичен, умен, смел и талантлив.

– А ведь если ты примешь предложение Фимбрии, Митридату придет конец.

– Совершенно верно, Марк. Но союз с таким человеком, как Фимбрия, вряд ли понравится Сулле.

– Принимает же он на службу пиратов; почему бы не воспользоваться услугами Фимбрии?

– У Суллы свой кодекс чести, как, впрочем, и свои счеты с Митридатом. Лучшее, что мы можем сделать в данной ситуации, – это поспешить к Луцию Корнелию Сулле Счастливому.

Старая триера еще не достигла берега, а флот Лукулла уже выходил в открытое море.

Луций Сулла


Марк Красс с восторгом смотрел на Суллу, отдававшего приказания своим легатам. Но вот их взгляды встретились, и Красс невольно опустил глаза. Никто не мог выдержать тяжелого, проницательного взгляда светло‑голубых глаз проконсула. Казалось, он проникал прямо в душу собеседника, читал самые сокровенные мысли и одновременно уничтожал его или покорял своей воле.

Необычными у Суллы были не только глаза. Крупный нос с раздувающимися ноздрями и огненно‑рыжая копна волос делали их обладателя похожим на льва. Лицо проконсула покрывала красная сыпь, лишь кое‑где проступали белые пятна. Необычный цвет лица в юности служил предметом насмешек. Сохранились стихи, сложенные по этому поводу:


«Сулла – смоквы плод багровый,

чуть присыпанный мукой».


Когда же Сулла, благодаря своему уму, энергии, воле и таланту, добился значительных успехов, на его внешность взглянули по‑иному. Рыжие волосы, столь необычные для римлянина, красно‑белый цвет лица, повергающий в смятение взгляд – все это стало казаться печатью богов.