– Проповедник, звали его Иероним. Перед тем как отправиться в земли квадов, он заглянул к нам в Карнунт. Переправился через реку и сгинул.

– Ты ему поверил?

– Император, во что мне еще верить? Я любил их, детишек, мальчика и девочку. Совсем маленькие были.

Слезы потекли по лицу солдата.

– Тебя накажут плетьми, Сегестий, отправят на тяжелые работы. Будешь валить лес.

– Чему быть, того не миновать, император.

– У тебя еще дети есть?

– Нет, император.

– Иди, Сегестий.

Когда он вышел, Марк подумал, что теперь можно быть спокойным за Витразина. Если тот до вечера не покинет лагерь, солдаты когорты, в которой до перевода служил Сегестий, тут же придушат домогателя должностей.

Но каков Бебий Корнелий Лонг или, как его теперь кличут, Иероним? Римский всадник подался в варварский край, а ему, принцепсу, императору, охранителю империи, ничего об этом не известно! Дочери вольноотпущенников сходятся с рабами, а префект квартала закрывает на это глаза. Странные дела творятся в государстве!

Он приказал Александру.

– Пригласи Матидию.

– Она с сыном, повелитель.

– Пусть войдет с сыном.

Матидия, мало похожая на смешливую девицу, какой ее раньше знал Марк, вошла в шатер в сопровождении молодого, выше среднего роста, юнца. Она заметно располнела, на лице некоторая озабоченность. Марк поднялся и после приветствий взял ее за руку, провел к креслам без спинок, помог сесть.

– Как здоровье, Матидия?

– Пока не жалуюсь, цезарь.

– Называй меня Марком. Ты в моем доме, мы дружим с детства.

Женщина сняла митру – кожаную шапочку с завязками под подбородком, обнажила голову. Была она в далматике – длинной тунике с широкими рукавами. Волосы были заплетены в косы и, обвивая голову, уложены в пучок, который скреплял дешевый налобник.

– Спасибо, Марк.

– Что нового в Риме, Матидия? – спросил Марк.

– Все ждут известий с границы, – ответила женщина. – Народ славит твое имя за то, что ты не поскупился на возмещение ущерба людям, пострадавшим во время разлива Тибра и отправил хлеб для жителей италийских городов, испытывавших голод.

– Это мой долг, – ответил Марк.

Он расспросил ее о прежних знакомых – о тех, кто не добился чинов, кто вел жизнь тихую, частную, о занятиях и умонастроениях которых не сообщали ни префект города, ни его преторы, ни соглядатаи. Поинтересовался, как относятся в Риме к спору, возникшему между лакедемонянами и мессенцами по поводу прав на владение храмом Дианы Лимнатиды. Матидия ответила, что ничего не слышала о таком храме и о разногласиях в сенате, возникших вокруг этого дела. К тому же споры каких-то греков ее мало занимали.

– В Риме сейчас только и разговоров о несчастной Галерии, выброшенной из окна сумасшедшим Ламией Сильваном, – поделилась она.

– Да, – кивнул Марк, – префект города писал мне об этом трагическом событии.

Матидия с некоторым удивлением глянула на Марка, однако тот молчал и доброжелательно смотрел на посетительницу.

Матидия вздохнула.

– Я боялась огорчить тебя этим известием, – осторожно начала она, – ведь Галерия твоя сестра, правда, неродная, – Матидия на мгновение примолкла, потом еще более осторожно спросила: – Ты, Марк, как видно, уже и думать забыл о ней. Как, впрочем, и о сестре Вера Фабии, с которой когда-то был помолвлен.

– Я огорчен, Матидия. Однако объясни, причем здесь Фабия?

Женщина не ответила, отвела взгляд, затем принялась разглядывать нехитрую обстановку, находившуюся в императорском шатре. Негусто для властелина мира – несколько табуретов и клисмосов[18], сундуки и два шкафа для платья, возле рабочего места удобное кресло с наброшенной на сидение подушкой, стол для свитков, книжный шкаф. Оглядевшись, она продолжила: