Предупреждения следовали одно за другим, затем на меня посыпались беды и несчастья, предсказанные 29 августа восемьдесят девятого Николаем, но я долго не мог понять истинную причину моих бед. Последний раз я мог что-то изменить в своей жизни, вылетев по вызову в Германию. Мне предстояло ехать в маленький городок Пфорцхайм осенью девяносто первого. Там меня ждали две «невесты».

Визироваться и лететь в Германию в начале семестра могло прийти в голову только самоубийце, а не студенту пятого курса. Но деваться было некуда. Я обещал сдать на права и приехать к маме Эрике в гости. За неделю, благодаря помощи брата и его друзей, я управился. Купил триста дойч марок, билет на самолет и обратный на поезд. У меня еще оставался день.

Не все коту масленица. Двадцать шестого сентября нас со Славкой родители выперли в цирк Никулина на Цветном бульваре. Коренному москвичу девять лет, радости полные штаны. А я ехал в цирк по привычке. Гражданская жена обожала походы в шапито. В этот день новую программу «Осторожно, клоуны» должен был открывать полуживая легенда СССР Юрий Никулин.

Выходит конферансье и объявляет: «К нашему большому сожалению Юрий Владимирович не сможет выступить на открытии новой программы. Он болен»! По рядам проносится ветерок сожаления: «Ох»!

Запомнилась молодая прожженная красотка рядом с итальянским дипломатом. Старший лейтенант КГБ в настоящих бриллиантах и биографией московской шлюхи. Американцы называли наших девушек-разведчиц «красными воробьями». И фильм сняли в 2018 с таким же названием. Я насчитал их порядка трех десятков и все первое отделение не спускал с них глаз. Когда еще увидишь такое! Но в антракте весь дипломатический корпус с эскортом «красных воробьев» быстро покинул свои места. И цирк кончился. Но Славка был доволен: племяшу и без клоунов все понравилось. После ужина его быстро уложили спать, утром в школу. А мы засиделись за полночь. Котлеты из кабанины «сломай челюсть» и самогон в бутылке из-под французского коньяка.

В четыре утра меня подняли холодной водой. Меньше чем через пять часов улетал мой самолет Москва—Франкфурт-на-Майне. Выскочил с вещами на площадку и через минуту в потемках московского подъезда подвернул правую ногу. Брызги из глаз, острая боль, идти невозможно. Кое-как доковылял до подъездной двери. Открываю, на меня бросается крупная овчарка. Кладет свои лапы на грудь и делает «гав-гав». В лицо пахнуло вонью собачьего желудка.

– Да ты не бойся, она не кусается, – крикнул из сумерек хозяин.

Но было уже поздно. Чувствую, как внизу делается тепло. Мокрый. Едва доковылял на одной ноге до метро. Мне без пересадок до «Планерной». Дальше рейсовый автобус до Шереметьево-2. Приехал. Пытка повторяется. Ползу до входных дверей, дальше через вместительный холл к лифту. Почему-то до сих пор помню лицо молодого негра.

Началась регистрация. Пассажиры рейса выстраиваются в очередь. Больше сотни людей. Выстоял, протягиваю паспорт и билет.

– Вы куда летите?

– Во Франкфурт.

– А это в Стамбул. Ваш рейс напротив.

Только теперь начинаю сравнивать номера рейсов. Отличаются только одной цифрой. Вновь занимаю очередь. Проверяют документы. На вещи не обращают никакого внимания.

– Идите в зону пограничного контроля.

Протягиваю паспорт и билет. Осталось несколько минут до окончания посадки. Время идет. Сержант пограничник ждет. Время посадки закончилось. Мой рейс улетает без меня. Прошло еще минут пять. Объявляют вылет рейса. И только тогда солдат хлопает машинкой в моем паспорте.

– Можете лететь.

С восемьдесят пятого я был под подозрением. Ходил тайком в православную церковь. Слежка в университете, подсадные утки даже в кабаках: предлагали мне бороться с социалистическим строем и совали напечатанные в КГБ листовки. Таких за рубеж не выпускают. Забыв о боли и мокрых штанах, бегу в посадочный коридор. За его резиновой занавеской уже выглядывает человек. Это американская «Первая помощь», которой с перестройкой разрешили работать в Шереметьево. Молча хватает мои вещи и приказывает шевелиться. Мы спускаемся вниз. Он властно вызывает трап. Дальше было все как в кино.