Сергею стало бесконечно важно и дорого все в ее жизни: и память ее о детстве, и ее размышления и фантазии, многие из которых – о молодости и старости, о «вреде физического здоровья» для творческого человека, о «глупостях умных людей» – он воспроизвел в повести с обаятельным нежным юмором. Очень естественно вошли в повесть Сергея Эфрона горячо любимые им стихи молодой Марины, позднее так же органично войдут в его «Записки добровольца» ее стихи из «Лебединого Стана».
Ее интонации он схватывал с внимательностью любящего и глубоко понимающего человека, чувствующего самое главное и сокровенное в ней. Так, ответ Мары на вопрос «Ты ее и теперь любишь?» (о старшекласснице Жене Брусовой) – «Да, как все прошлое!» – явно был списан с натуры неравнодушной рукой…
И об этом его отношении – не просто о влюбленности в нее, но о бережной любви к ее миру, ко всему, что ей дорого на свете, – Марина Цветаева будет вспоминать в тяжелые 1918–1921 годы, во время их долгой разлуки, как о редком подарке судьбы, давшем праздничный отдых ее душе, так часто страдавшей от непонимания, от душевной вялости и скупости окружающих.
«У меня только одно СЕРЬЕЗНОЕ отношение: к своей душе. И этого мне люди не прощают, не видя, что это „к своей душе“ опять-таки – к их душам. (Ибо что моя душа – без любви?)», – запишет она в дневнике. И – после этой горечи – внезапный свет:
«Я все это знала очень давно, но 10 лет счастливой жизни (успеха своей души!) научили меня улыбаться и смеяться…» (Из записных книжек).
И еще: «чувство невинности – почти детства! доверия – успокоения в чужой душе» (Е. Ланну. 1921, 22 января).
Речь идет о десяти годах жизни с Сергеем Эфроном, о котором давно нет известий.
Атмосфера именно таких отношений очень живет в его повести «Детство». И может быть, в полной мере – так, как сказано об этом в приведенных словах дневниковой записи и письма – сама Марина Цветаева оценила эту уникальную особенность их отношений позднее, именно через годы разлуки, после других встреч и отношений, более взрослых и менее сокровенных…
Очень важное в психологическом плане свидетельство оставила в своих воспоминаниях Наталья Резникова (беллетрист, переводчик, литературовед – в девичестве Чернова, дочь подруги Марины Цветаевой, журналистки Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой). Они подружилась в Чехии, а после отъезда Ольги Елисеевны в Париж интенсивно переписывалась и какое-то время после своего переезда в Париж Марина Цветаева со своей семьей жила в их доме.
«Марина Ивановна и Сергей Яковлевич были удивительными рассказчиками. Говорили о ее молодости и детстве, о ее замечательной семье. Сама она много помнила из своего детства. Прочитанные в детстве книги жили с нею» (Наталья Резникова. «Все в ней было непомерно, как ее талант»).
Значит, и годы спустя, уже за границей, они вместе интересно рассказывали о ее детстве, что подтверждает степень посвященности Сергея Эфрона в эти сюжеты.
Огромной частью его внутреннего мира станет все, что связано с Мариной, это будет для него в роковые времена революции и Гражданской войны нравственным ориентиром.
«…Последние годы мои, которые прошли на твоих глазах, я жил, м. б., более всего Мариной. Я так сильно, и прямолинейно, и незыблемо любил ее, что боялся лишь ее смерти. Марина сделалась такой неотъемлемой частью меня…».
Эти слова Сергей Эфрон напишет в 1923 году одному из самых близких людей – Максу Волошину, на глазах которого начинался их роман.
Тот факт, что Марина действительно долгие годы была его «неотъемлемой частью», скажется на многих страницах прозы Сергея Эфрона, последовавшей за его первой юношеской повестью: в очерках из цикла «Записки добровольца», особенно в рассказе «Тиф», на тех страницах, где речь как раз идет о его мучительном страхе за ее жизнь.