Мы корежили друг другу имена не первый год, хотя сами не понимали, что в этом смешного.

– Итак! По итогам весьма-таки унылой встречи с миссис Блай… Это что, кепка с «Янки»?! – опешила я.

У меня был натуральный шок. Сэмми с шестого класса носил одну и ту же прическу (короткую, слегка выгоревшую стрижку с кудряшками на затылке) и неизменный наряд (джинсы, футболка с принтом и черные кроссовки). Еще каждый день после бритья он мазал щеки двумя каплями лосьона. Сэмми строго следовал заведенному распорядку и не терпел перемен в своем внешнем виде. Он не стал бы прихорашиваться даже ради какой-нибудь красотки. И вдруг – «Янки»! Он ведь в спорте разбирается примерно так же, как я в… том же спорте.

– Решил поэкспериментировать, – сказал Сэмми, не отводя взгляда от своего ножеробота.

– Какие, к черту, эксперименты? Ты с начальной школы съедаешь на завтрак ровно семнадцать сладких подушечек. Помнишь, как-то раз утром мама дала тебе всего пятнадцать? Какую истерику ты тогда закатил?

– Сколько мне было – десять? Ты в курсе, что мне уже семнадцать?

– Сэмми, я не уверена, что смогу жить в мире, где ты носишь бейсболку. Я такого не вынесу.

– Ты собираешься весь день обсуждать мой внешний вид? Или все-таки расскажешь про Блай? – перебил Сэмми.

Не хотелось резко закрывать тему, но я торопилась домой – пора приступать к работе. Поэтому я коротко описала ситуацию с миссис Блай.

– Круто. Вроде легкотня. – Сэмми пожал плечами. – По крайней мере, сертификаты HTTPS подделывать не придется. Вот где отстой.

Сэмми обладал рядом качеств, которые превращали его в идеального напарника[6]. Чем бы нам ни приходилось заниматься, он брал на себя заумные технические задачи, которые мне не нравились. А я делала все остальное. От откровенных извращений (вроде подачи отчетности в налоговую) до умеренного интима (выдавать себя за адвоката, встречаться с клиентами, принуждать всяких кретинов удалять нюдсы и тому подобное). Мы с толком использовали свои лучшие качества. Я умела манипулировать людьми, а Сэмми шарил в компьютерах.

Нет, я, конечно, умею писать на «питоне» и могу взломать «Виндоус», но до Сэмми мне далеко. Однажды он запустил ботнет, чтобы подобрать пароль от почты сенатора штата, но главная фишка в том, что он запустил чужой ботнет. Он взломал другого хакера и через него брутфорсанул пароль (господи, пусть это будет последний раз, когда я произношу слова вроде «ботнет» и «брутфорсануть», потому что они действуют мне на нервы).

Я просила его порыться в соцсетях Джоша Фрэнджа на тот случай, если понадобится помощь. Сэмми пожал плечами с видом: «И без того понятно, что одна ты не справишься… но я, так уж и быть, подожду, пока сама не попросишь». Это, надо сказать, бесило. Но в хорошем смысле. Как мои родители, которые иногда цапаются и по-всякому друг друга обзывают.

– Назови хоть одного «Янки». Любого игрока – или нынешнего, или прошлого, – опять пристала я, подозревая, что бейсболку он надел не случайно.

– Не буду.

– Бейб Рут был из «Янки». Сэмми, надо же хоть что-то знать о команде, которую рекламируешь.

На моей единственной футболке с принтом была изображена Элеонора Рузвельт. Но только потому, что я поддерживаю Всеобщую декларацию прав человека!

Сэмми демонстративно возвел глаза к небу. Он часто так делал.

У нас с Сэмми была давняя история. Я знала его с третьего класса (он тогда переехал с матерью в тот же жилой комплекс, что и я – в «Тринити-тауэрс», – и учился в четвертом). Родители Сэмми родились в Доминиканской Республике, встретились в Вашингтон-Хайтс, влюбились, переехали в Норт-Вебстер и вроде были счастливы. Но потом отец Сэмми умер от сердечного приступа, и мать продала дом. Первое время, как они к нам переехали, я не могла вытянуть из Сэмми и двух слов (наше общение тогда откровенно не заладилось). Однако со временем мы поняли, что у нас много общего. Нам обоим нравятся компьютеры. И втайне мы любим кей-поп.