Когда капитан Маргелов доставил пленных в штаб полка, при этом коротко пояснив: «шведы», выложил на стол перед командиром полка их документы и оружие, сразу же, как и ожидалось, поднялся переполох. Тут же инициативу перехватили сотрудники НКВД, начавшие допрашивать, где да при каких обстоятельствах были захвачены шведские офицеры. То обстоятельство, что они были обмундированы не так, как финны, еще сильнее взвинчивало особистов. В какой-то момент они даже заподозрили, что офицеров шведской армии разведчики захватили на их же, шведской, территории, ведь капитану с его спортсменами ничего не стоило отмахать 200 верст по прямой до западной границы Финляндии и по ошибке, а может, и намеренно забежать за контрольно-следовую полосу…

Масла в уже полыхающий огонь подлило содержимое офицерской полевой сумки, захваченной разведчиками. В ней лежала аккуратно сложенная топографическая карта с грифом Генерального штаба вооруженных сил Швеции.

Особист схватился за голову:

– Да ты, капитан, хоть соображаешь, что натворил?! Это же нейтралы! Шведы! Это же международный скандал!

В какой-то момент Маргелов пожалел, что не послушал своих командиров рот и не закопал этих шведов вместе с их сумкой и топографической картой в снег.

– Послушайте, – пытался оправдаться комбат, – я вам в который раз говорю: шел бой, там некогда было разбираться, где финн, а где швед, они вели огонь в нашу сторону, и у нас были убитые и раненые, мы тоже вели огонь в их сторону… А этих захватили живыми.

Особист стоял на своем:

– Как командир батальона ты, капитан, превысил свои полномочия.

– В чем?

Дознавателю нужна была формальная зацепка. Но ее-то и не было.

– В том, что это – шведы. Офицеры нейтральной страны.

Маргелов подумал и брякнул:

– Маннергейм тоже, говорят, швед.

Дознавателя это привело в ярость, но грань он все же не переходил. Возможно, побаивался ответной вспышки ярости со стороны командира разведбатальона. О капитане Маргелове в полку ходили разные слухи: лихой, сорви-голова, здоровый, как лось, мог за день отмахать несколько десятков километров, а потом несколько часов руководить боем. Пока при нем личное оружие, ничего от него не добьешься, решил особист.

Маузер в деревянной изрядно поцарапанной кобуре лежал на коленях у командира разведчиков. Капитан бережно, как скрипку в футляре, придерживал кобуру огромными ручищами.

Вскоре о пленных шведских офицерах и топографической карте Генерального штаба Швеции доложили комкору Чуйкову. Он срочно затребовал пленных и всё, что было захвачено вместе с ними. Командира разведбата тоже вызвал к себе. Через несколько часов всех и всё, затребованное командармом, кроме капитана Маргелова, отправили срочным бортом прямиком в Москву.

Орден снова пролетел мимо командира разведбата. «Было у матери с отцом двенадцать дочерей. Одиннадцать – строевых, одна – нестроевая…»

Шведам повезло: в 1940 году после подписания мира между Финляндией и СССР их живыми и невредимыми вернули на родину.

Шведский добровольческий корпус был сформирован из граждан Швеции на территории Швеции и на средства Швеции для участия в боевых действиях на стороне финской армии. Корпус насчитывал 9640 человек. Швеция официально придерживалась статуса нейтралитета, но симпатии ее были на стороне Финляндии, поэтому на войну против СССР она могла направить только добровольцев. Корпус принял участие в боях в районе Салла. Кроме того, зенитная батарея шведов действовала в Турку. Из шведских пилотов был сформирован 19-й авиаполк ВВС Финляндии. К концу «зимней войны» в составе корпуса насчитывалось 8260 шведов, 725 норвежцев и 600 датчан. Корпус был символом скандинавского единства, на его знаках отличия изображались четыре крепко сжатые руки, которые образовывали прочный, без зазоров, квадрат-монолит. Этот же символ был и на пуговицах добровольцев.