Но для того, чтобы написать «продолжение», нужны были знания, мужество и внутренняя свобода. Знания он получил, став профессором Иваном Николаевичем Поныревым и сотрудником Института истории и философии. Но он так и не обрел духовную свободу и бесстрашие, без которых немыслимо истинное творчество. Жизненная драма новоявленного профессора Понырева состоит в том, что «он все знает и понимает», но он не в силах изолировать себя от общества (Мастеру это удалось в свое время, уйдя от мира в подвальчик на Арбате, где он написал роман на «величайшую тему, которая представляется искусству», говоря словами Толстого и его героя – художника Михайлова).

Булгаков, таким образом, сознательно уже в Первой главе своего романа, вслед за Пушкиным, ставит своих героев в ситуацию «на перепутье». Если одного своего героя (писателя Берлиоза) таинственный «незнакомец» c тростью и набалдашником («шестикрылый серафим» с мечом) «выталкивает» на рельсы, то другого (поэта Бездомного) он направляет по пути духовного совершенствования (и это уже совершенно в соответствии с программным стихотворением Пушкина). «Два пути» к «вратам» (ада и рая) – древняя мифологема, которая так часто встречается и у Пушкина (например, в «Монахе»: «Держись, держись всегда прямой дороги, Ведь в мрачный ад дорога широка»), реализовалась в романе Булгакова как тема о двух путях двух советских писателей – один путь к смерти и забвению («небытию»), а другой – к славе историка: и все это через своеобразную инициацию – схватку с демоном, который «вечно хочет зла и вечно совершает благо».

Однако не сразу «отверзлись вещие зеницы» малограмотного и невежественного Иванушки Бездомного. Ему предстоял еще долгий путь, усеянный всевозможными смеховыми коллизиями-перипетиями, чтобы дожить до того момента, когда он смог бы сказать о себе: «И внял я…» – как смог сказать о себе пушкинский поэт, посвященный в пророка («Я тут пока лежал, знаете ли, очень многое понял» – вторит ему Булгаков, приводя своего героя на этот путь).

Ave, Mater Dei кровью

Написал он на щите.

А. С. Пушкин

«Жил на свете рыцарь бедный» (1829)

«Божественное откровение» пришельца. «Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз в „Мастере и Маргарите“ Булгакова, – в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога» (гл. 1). Именно при этих противоречивых словах Берлиоза о «непорочной деве» и ее казненном на кресте сыне-боге появляется в романе Булгакова сам дьявол Воланд. Есть, однако, разница между версией Берлиоза и Воланда в трактовании священной истории, прежде всего, в том, что Берлиоз ни Христа ни его Матери- Девы Марии при жизни не знал, а потому и оспаривает сам факт их бытия в прошлом. Воланд же принимается рассказывать историю Иешуа, которого знал не только как бедного бродягу-философа, оставленного Богом, но и как владыку Света, мысля себя его подданным в этой иерархии Добра и Зла. С этой точки зрения и по законам антиевангелия рассказ Воланда об Иешуа (собственно, «ершалаимские главы» романа Мастера) звучит в его повествовании почти как «божественное» откровение.

Слова Берлиоза о «непорочной деве» и ее сыне-боге, по сути, своеобразно открывают в «Мастере и Маргарите» тему Богоматери и одновременно предваряют более широкую тему в романе – тему девы и ее заступничества. Можно действительно согласиться с Берлиозом, что «нет ни одной …, религии, где бы…» не было культа Отца и Сына или культа Матери и Сына как «вечной семьи» (связанные одновременно с культом троичности божества). Мотив