– Отвечай, – потребовал он. – Зачем ты меня родила?
– Это произошло случайно.
– Как?
Она молчала. Он взял ее лицо и повернул к себе. Это было совсем легко – она не могла сопротивляться.
– Как?
– Ты никогда этого не узнаешь.
Марат рассмеялся.
– А ты умрешь. Я не позвал Намон.
Зрачки Камилы расширились. Ее глаза стали совсем черными.
– Как ты можешь?
– Ты ничего не скажешь Роберту. И он не побьет меня палкой.
Деньги все еще лежали у него в трусах. Он залез туда рукой и вытащил их. Они рассыпались по полу.
– Я обманул тебя.
Она молчала. Улыбка Марата растаяла. К нему пришло странное сомнение. Вдруг он делает что-то… он не мог это объяснить. Что-то не то. Он посмотрел на собор. Там бог его снов. Будет ли кара?
– Ну? – подстегнул он ее.
– Он порвал презерватив. Такое отродье, как ты, могло родиться только через дырку в резинке.
Марат провел пальцами по ее лбу. Она смотрела на него прямо. Может, она уже поняла, что он сейчас сделает. Раздавить. Как скорпиона.
– Значит, я случайность, которая уничтожила твою жизнь.
Она молчала.
– Тебя называют арабской шлюхой. – Марат положил правую руку ей на рот, а пальцами левой зажал нос. Наклонился, чтобы видеть ее глаза. Она стала дергаться. Он почувствовал под рукой ее зубы, побоялся, что она укусит, и придавил ей шею коленом.
Она сдалась, но не так, как та курица. Просто ушла куда-то. Ушла из своих глаз и из своего тела. Марат с разочарованием подумал, что ничего не произошло. Он не видел ада – только туман. Ее больше не было там, где был он. Он больше не мог поить ее водой и заставлять захлебываться. Тогда он отпустил ее и посмотрел на собор. Нотр-Дам-де-ла-Пэ молчал. Марат прислушался. Еще тихо. Но скоро Роберт проснется. После этого старик может в любой момент подняться в их комнату, чтобы проведать Камилу. Когда это случится, его самого уже не должно быть дома. Пусть Роберт думает, что женщина отошла после того, как ее сын ушел в школу.
Он собрал деньги, разбросанные по полу, выдвинул коробку из-под головы матери и вернул туда несколько купюр: Роберт мог знать или догадываться, где мать хранит деньги. Не нужно, чтобы у старика сложилось впечатление, будто он ограбил мертвую.
Теперь майка. Идти в школу без майки неприлично. Марат еще раз осмотрел разорванный подол. Это можно зашить. Если учитель заметит, что стежок кривой, Марат всегда может сослаться на болезнь матери.
У двери комнаты стоял простой деревянный сундук. Коричневые разводы по грубой крышке, замок на двух скобах. Марат секунду смотрел на него, потом вернулся к телу. Приподняв одеяло, он увидел обострившийся узор ее ребер. Одна иссохшая грудь – желтая, другая оранжево-красная. Между ними ключик на сыромятном ремешке. Марат снял его, открыл сундук. Здесь было все ее богатство. Несколько пакетов с мукой и семенами. Тряпки, в том числе женский деловой костюм, который, как думал Марат, она не одевала вообще никогда. Ее кукла вуду, сделанная Намон. Пустая банка от капельницы, оставшаяся после очередного прихода Анри. Штатива не было, и Марату тогда пришлось десять минут держать банку над матерью. Еще куча всякой всячины.
Он нашел иголку и нитку. Внизу заскрипел пол: Роберт проснулся. Цвет нитки был неподходящий, но Марат не обратил на это внимания. Он натянул порванную майку, замотав нитку вокруг иголки, а иголку вколов в плотную ткань у ворота, чтобы не потерять. Закрыл сундук. Замок. Дужка. Быстро он вернул ключ на шею матери, натянул одеяло на грудь, положил оранжевую руку так, как она обычно держала ее, когда спала. Прикрыть ей глаза? Нет, не нужно. Стремительно проверил содержимое рюкзака. Карандаш. Французские прописи. Библия с оторванной обложкой. Самодельная линейка с написанными маркером цифрами. Рюкзак был почти пуст, как и всегда. Марат положил в целлофановый пакет две еще пригодные лепешки из слоеного теста и бросил их на библию. Можно идти.