Один только Брюхоскуп никак не мог прийти в себя. Исподнее неприятно прилипало к ногам, но он не замечал. В голове у него по-прежнему звучал вкрадчивый голосок, не обещающий ничего хорошего. Отмахнувшись от радомиркиных расспросов, он скрылся у себя. Ему чудилось, что Лесная Госпожа наблюдает за ним. И виделась она ему в каждом темном углу. Так его до самого утра больше никто и не видел. Его жена и Радомирка сами управлялись с делами.

– Вот тебе и Мара-оборотница, – облегченно выдохнул Гура. Он вытер губы и принялся терзать запеченное мясо. – Пронесло! А могло быть и хуже… Поговаривают, будто совсем недавно в соседнем селенье с ней не по-хорошему поступили. Вылечила жену старшака, а он заерепенился. Дескать, не пристало ему, главе селенья, платить черноговой бабе. Можно подумать, что она деньгами берет! Уж собрать корзину с едой можно… Так потом всем селеньем мужиков в буйном помешательстве ловили, не знали, как спастись. Пришлось старшаку смирить свою гордыню, тащиться в наши леса да испрашивать прощения у нее.

– А расскажи-ка о ней побольше. Кто она? – попросил Странник, наблюдая, как тот быстро поглощает еду.

– О-о-о, брат! Это самая зловредная баба из всех, которые только встречаются.

– Я заметил. Не повезло тому бедолаге…

– Младеку? Сам виноват. Не самый хороший человек, хочу сказать. Постоянные пьянки да кутежи. Девица у него была. Поди, любила искренне, раз не замечала, что он из себя представляет. Все вокруг нее отирался, а заделав ей ребенка, этот скот исчез в неизвестном направлении. Долго от него не было ни слуху ни духу. Она родила. По городу поползли слухи о ней. Нехорошие. То ли слухи, от которых добрые люди не давали спокойно жить девице, то ли предательство – уж сам догадайся, кто свой язык развесил, – то ли еще какая причина, но слегла она в лихорадке, а через месяц и вовсе преставилась. Ребенка ее брат с женой приютили. Да только мальчонка в пять лет свалился в колодец. Спасти не успели – захлебнулся малец. А этому хоть бы хны. Как вел беспутную жизнь, так и продолжал… Скот еще тот, этот Младек. Не жалко его. Совсем не жалко.

– Гура…

– Что?

– Ты мне про Мару расскажи. Почему ее черноговой бабой называют?

Гура перестал жевать, вытер руки о скатерть и облокотился на стол.

– Ну, слушай. Печальная у нее история. Родилась она в семье местного кузнеца Гордыни. Родители погибли во время мора. Гордыня, ее дед, полностью посвятил себя воспитанию внучки. Других детей у него не было. А, стало быть, и внуков тоже. Жили они ни бедно ни богато на окраине города со стороны восточных ворот… Ну там, где сейчас заброшенная кузница стоит. Видел, небось. Так вот эта кузница некогда принадлежала ее деду. Он работников держал, да и сам не слабак был молотом помахать в свои-то года.

Мара росла сама по себе. Видать, оттого-то она и отличалась от других девочек. Добрая, смешливая. Хотя работать по дому она не особенно-то и любила. Ну, все эти бабские дела – пряжа там, харчи варить. Не ее это было. А вот с лошадьми возиться да в кузнице среди мужиков – это да. В общем, если бы она была юнцом, еще понятно. Но тут девка-то! Говорят, она даже упрашивала деда научить ее владеть оружием. Да Гордыня только отмахивался, дескать, не девичье это занятие мужицким делом заниматься. Ровесники ее не принимали – странная она для них была. В игры ее не брали, а при случае и подшучивали над ней. Иногда – зло. Бывало, поплачет-поплачет и бежит помогать, если о помощи просят. Никому не отказывала, открытая душа.

Время шло. Исполнилось ей тринадцать лет. Тем же летом повез ее Гордыня на праздник Мокалуши в соседние Вышняки. Упрямилась она, ни дать ни взять – перегруженный осел! Но слово Гордыни закон, и против него не попрешь. Там повстречался ей Митро, парень из Вышняков. Выходцем из работяг он был. Приглянулась она ему. Да и он ей не был особо противен. Согласилась стать его женой, другие-то не особо на нее обращали внимание. А вернуться одной обратно с праздника, значит, покрыть седую голову деда позором. Девку-то вырастил, да никому она не нужна.