Не мог сообразить, сколько прошло времени с того момента, как закончился этот странный сон. Наверно, не много. Сердце билось тяжело, должно быть, оттого, что лежал на левом боку. Быстро посмотрел на другую половину кровати, ожидая увидеть там закутанную в одеяло фигурку Тани – спящая она почему-то казалась щуплой и малорослой, вопреки фактам действительности (выражение начальника его, Быстрова). Тани рядом с ним на кровати не оказалось. Одеяло было сдвинуто в его сторону, скомкано, застыло крупными высокими складками, неожиданно показавшись слепком с выскользнувшего из-под него тела. Максим прислушался, рассчитывая услышать негромкий шум – из кухни, из туалета, из ванной комнаты. Таня вышла попить или наоборот пописать, или просто умыться… Но в квартире всё остановилось, зависло – не было слышно ни звука.

Коюров аж взлетел с кровати. Метнулся в другую комнату, на кухню, в ванную, в туалет – и там, и там, и там его встретила кромешная тьма и ватная тишина. Тани не было.

Не было и её вещей. Он не мог сразу припомнить, много ли у неё с собой было пожитков, когда она пришла к нему. Кажется, только небольшая сумочка и пластиковый пакет. Сейчас он нигде их не видел. Как и туфелек Тани. Выходная дверь была заперта на автоматический замок. Коюров не слышал во сне, как он защёлкнулся. Однако, несомненно, Таня не умела проходить сквозь стены и запертые двери. Ах, и до чего же крепко он спал, болван, да зачем-то видел во сне этот странный «спектакль» – то телепьютерный, то – как бы радио…

Коюров распахнул дверь, выглянул на лестничную площадку, как был – голый. По глазам ударил свет лампочки на площадке, в действительности – приглушённый, экономичный, но всё равно чересчур яркий после сплошной темноты.

– Таня!

Шахта подъезда ответила гулким эхом. Напрасно Максим пытался уловить хоть какой-нибудь шорох движения – пусто, никого.

Скакнул обратно в спальню. На ощупь запрыгнул в джинсы, в кроссовки – уже в прихожей, перед так и не запертой, полуприкрытой дверью, и выскочил на площадку. Щурился, привыкая к свету, который, реагируя на его присутствие, вспыхнул ярче, в полную силу. Пытался что-то услышать – может, цоканье каблучков.

Пробежал два марша лестницы вниз, потом вызвал лифт. Чудовищно долго пришлось ждать его – Максим хотел уж было снова бежать своим ходом, но тут шум механизма послышался совсем рядом, и половинки двери разъехались в стороны, приглашая войти в кабину. Потом чудовищно медленно лифт опускался вниз.

Вырвавшись из него на первом этаже, Коюров только сейчас сообразил, что не взял с собой ключи. Но не возвращаться же теперь наверх за ними! Дверь в квартиру тоже ведь не закрыл – дай бог, сама не захлопнется…

Дверь на улицу подклинил правой кроссовкой, выбежал из подъезда на одну ногу босой.

Двор, днём такой истерично-шумный, слепящий, сейчас обволакивала промозглая вязкая темнота и молчание – Коюров будто провалился на дно морское. И видел с глубины, как высоко и далеко – на расстоянии, наверно, полукилометра, горят какие-то огоньки. Прожектора судов, ставших на якорь? Нет, окна жилых башен соседнего микрорайона – по другую сторону глубокого, такого живописного в лучах солнца оврага…

Ни звона каблучков, ни шума мотора. «Таня!» – заорал Коюров. Голос прозвучал безжизненно и глухо – словно в сурдокамере.

…Лифт поднимался так же медленно, как перед тем опускался. Полз вверх. Но теперь Коюров не замечал тягучего времени. Дверь в квартиру была полуоткрыта – не захлопнулась, значит. Коюров принял это факт без радости, без благодарности.

Телефон, заменявший Максиму часы, будильник, показывал три часа ночи. «Какой же я идиот», – подумал Коюров. В списке самых последних его вызовов замыкающим был разговор с Быстровым. Ну да, дела не отпускали Коюрова даже в выходной. Вторым был разговор с Таней. Максим ткнул нетерпеливо в значок на экране. С этого надо было начинать!