Максим слегка мотнул головой – что могло означать и кивок. А могло сойти и за простое непроизвольное движение. Можно ведь кивать и каким-то собственным мыслям…

Приближаясь к тамбуру, за которым находилась уже улица, большой мир без оптических и звуковых навороченных эффектов, – кстати, оттуда доходил всё же приглушённый свет, проникал внутрь сквозь тонированные стёкла дверей, падал на пол тамбура, – Коюров внутренне напрягся, готовясь опять попасть в пространство перевранных расстояний, но оказалось, что иллюзия работала только в одном направлении – действовала лишь на входящих. Уходящие же не замечали никаких оптических заморочек.

После сумрака кафе небо и солнце показались необычайно яркими, а воздух – тонизирующим и пьянящим, пусть и витала в нём какая-то гарь и удушливые испарения. Максим сделал несколько глубоких вдохов, с удовольствием обвёл взглядом переливающуюся красками улицу и только после этого двинулся прочь, не оглядываясь на тяжёлые двери «Человека-жука».

Во дворе на улице Металлистов, куда Максим вернулся к машине, по-прежнему не было ни души, и в лучах поднявшегося к зениту солнца он казался брошенным, как будто все люди покинули его, переселились неведомо куда. Коюров ещё раз обвёл взглядом Танин дом, будто ожидал найти в нём какую-то перемену, хотя бы какой-нибудь знак… «Вроде того, что оставляют агенты-нелегалы в шпионских романах», – усмехнулся Максим. Особым образом повешенные шторы, цветочный горшок на подоконнике и т. д. Вообще-то окна Таниной квартиры выходили на другую сторону дома.

Забравшись в машину, опять первым делом провентилировал салон – насчет этого дела был аккуратист.

Ну, а теперь надо было приступить к тому, ради чего, собственно, Быстров отпустил его в Милоровск. Сначала первый шаг…

– Матильдушка, сейчас едем к НИИ сельхозмашин, – объявил Коюров вполголоса.

– Готова! – отвечала Матильда молодцевато, но также негромко.

– Понимаю, что ты готова, – хмыкнул Максим, – как пионер. Но рулить буду я, усекла? Только сначала я приготовлю шкатулку с нашими стрекозками.

По нажатию кнопки с сочным, едва слышным чавканьем открылся багажник. Коюров выскользнул из-за руля. Поскольку «эскорт» двух ретрорыдванов по бокам «стрижа» никуда не девался, опять Максиму пришлось выбираться наружу со всей возможной аккуратностью. Добравшись до багажника, он распахнул его приоткрытую крышку. Багажник был почти полностью занят серым нанопластовым контейнером – свободного места положить что-нибудь ещё совсем не оставалось – только узкий просвет справа, почти щель. Коюров сунул туда руку и извлёк небольшой ящичек, тоже из серого нанопласта. При желании можно было назвать его шкатулкой.

Зажав коробочку под левой мышкой, Максим захлопнул багажник, затем попробовал ухватиться за гладкую крышку и подёргать её – убедился, что замок защёлкнулся. Затем со «шкатулкой» под мышкой бочком вернулся к водительской дверце, приоткрыв её, положил ящичек на пассажирское сиденье, сам забрался снова за руль. Прежде, чем включить привод мобиля, откинул крышку ларчика – он открывался в самом деле очень просто. Внутри на сероватой бархатистой подложке, в углублениях под размер, лежали три одинаковых почти сливающихся с обивкой, едва заметных на её фоне стрекозки. Изящные крылышки были такими же непрозрачными, серыми, как и вытянутые, ветереноподобные, но с утолщениями на концах и потому немного похожие на гантели тельца. Теперь можно было ехать. Максим вывел на дисплей «торпеды» карту Милоровска.

– Матильда, а расскажи-ка мне про НИИ сельхозмашин, – попросил Максим, плавно сдавая «стрижа» назад, выдвигая его из «тисков» двух местных древних транспортных средств.