Сейчас ткань разглядывал Андрей. Искусственный шелк со сложным цветным рисунком, лоскут размером с носовой платок, неровно отрезан, видимо, от женского платья или халата, заляпан подсохшими темно-бурыми пятнами, похожими на кровь.

– Это лежало на кровати?

– Да, поверх покрывала.

Андрей недоуменно пожал плечами.

– Наверное, чья-то дурная шутка.

– Андрюша, это не шутка. Вчера на вызове. На ТОМ вызове…

– Оксана, ну причем здесь тот вызов?

– Платье.

– Что платье?

– На стуле висело платье. Той, убитой женщины.

– И что?

– А то, что ткань, – Оксана показала на лоскут в руках Андрея, – отрезана от того платья.

– Ты уверена?

– Рисунок необычный, я запомнила.

– Я не обратил внимания, – неуверенно произнес Андрей и повторил вопрос: – Ты точно уверена?

– Андрюша, у меня всего два платья. Ты можешь сказать, какой на них рисунок?

Сергеев почесал затылок.

– Ну… – неуверенно начал он.

– Вот именно что ну, – перебила мужа Оксана. – Вы, мужчины, не обращаете внимание на такие мелочи, как рисунок на женском платье. А мы обращаем. К тому же на этой ткани кровь.

– Ну, это еще надо проверить. Может, томатный сок…

В седьмом часу больница затихает, большинство служб и кабинетов закрываются до утра, в ординаторских остаются лишь дежурные врачи, на постах – дежурные медсестры. Жизнь продолжает бурлить только в приемном покое и в реанимации. Андрей шел по гулким длинным коридорам, надеясь застать кого-нибудь в лаборатории биохимии. Он не был уверен, но предполагал, что в этой лаборатории должен быть дежурный персонал. Экспресс-анализы могут понадобиться в любое время суток.

Предположение оказалось верным, более того, дежурил знакомый врач, клинический ординатор второго года обучения[18].

– Можешь определить, что это? – спросил Андрей, разворачивая кусок ткани. – Кровь или томатный сок?

– Легко, – ответил ординатор, рассматривая лоскут. – Но я тебе и так скажу, что это кровь.

– Нет, так не пойдет. Мне нужен анализ. К утру сделаешь?

Ординатор снисходительно посмотрел на Андрея.

– Это вы, невропатологи, по старинке с молоточками ходите. А у нас, – он обвел широким жестом свое хозяйство, – научно-технический прогресс. Я тебе через десять минут скажу, что это кровь, определю ее видовую принадлежность, группу и резус-фактор.

В десять минут он, конечно, не уложился, но через полчаса Андрей держал в руках заключение, из которого следовало, что на предъявленном для анализа куске ткани засохшая человеческая кровь первой группы, резус-фактор отрицательный.

– «Зенит» вызывает семнадцатого.

– Семнадцатый.

– Где находитесь?

– В Старом городе.

– Проспект Ленина, тридцать восемь, квартира двенадцать. Подозрение на убийство.

– Принято, едем.

Из переговоров милицейского патруля с диспетчерской

Полутора годами ранее, Вильнюс

На Ленинский проспект Инга пришла, как обычно, в начале седьмого. От окраины, где она жила с сыном-подростком в серой панельной пятиэтажке в однокомнатной «хрущевке»[19], добираться до центра нужно было на двух автобусах с пересадкой, еще пешком идти минут пятнадцать. В огромной квартире доктора Янкаускаса (собственно, это были две квартиры в старом доме с высоченными потолками, одна под другой, соединенные внутренней лестницей) она каждое утро делала уборку. Начинала с нижней «больничной» квартиры со смотровой, операционной, перевязочной и двух отдельных комнат – палат для пациентов, каждая с туалетом и ванной. Потом поднималась наверх, в жилую квартиру доктора. Уборку нужно было закончить до девяти, когда у Янкаускаса начинался прием. Работы много, и вставать приходилось ни свет ни заря, но Инга держалась за место. Доктор платил хорошо. Инга одна воспитывала сына, и расходы на него росли с каждым годом. Приличную одежду купить, чтобы не хуже, чем у одноклассников, летом на море свозить на две недели, русичке в школе доплатить за индивидуальные занятия, а то грозится «неуд» за полгода выставить, денег на кино, мороженое дать, теперь вот еще девочки появились… Крутилась Инга как могла, в трех местах прибиралась, чтобы не чувствовал ребенок, что без отца растет.