Половинки дверей автобуса с шипением разъехались, и школьники поднялись на просторную заднюю площадку салона.

Ехать сзади было особым кайфом. Держась за поручни, школьники подпрыгивали, как на батуте, в такт раскачивающейся корме автобуса. Сквозь булькающий шум мотора Максим расслышал разговор двух женщин в одинаковых ондатровых шапках и с объемистыми клетчатыми сумками челночниц. Они расположились на заднем сидении, лицом к Максиму и Саньке.

– Маньяк слыхала в городе? – говорила сидящая с краю.

– Да ну, – качала головой соседка.

– На самом деле. Мне зять рассказывал. Маньяк этот с зоны убежал. На «Гидролизном» уже труп девочки нашли. Расчлененный, – тише добавила она.

Санька прислушался, даже оголил ухо, приподнимая вязаную шапочку. Рядом сидел парень в меховой кепке и скреб ногтем по заледенелому окну. Он тоже глянул в сторону женщин.

– Кошмар какой! Это что ж, теперь из дому не выйти?

– Да кому мы нужны, старые калоши. Детей жалко…

***

За ужином Макс рассказал родителям об услышанном.

– Ой, да тут полгорода маньяков, ешь давай, – сказала мама, щедро наваливая в тарелку картошку пюре с отварными сардельками.

– Ты больше дур всяких слушай, – реагировал отец, – уроки сделал?

– Да сделал – сделал, – промычал Максим с набитым ртом.

Мать с отцом заговорили о чем – то своем, скучном и не интересном. А Максим думал о сбежавшем из тюрьмы кровожадном убийце. Какой он, этот маньяк? Высокий? Низкий? Толстый? Худой? С бородой или без? Где он скрывается? Почему его до сих пор не могут поймать? Как ему удалась сбежать из колонии? Убил охрану? Теперь после школы – сразу домой. И одному по улице больше не разгуливать, лучше с Санькой. Вдвоем не так опасно…

Смотрели взятую у отцовского сослуживца видеокассету с гнусавым переводом. Это немного отвлекло Максима от волнительных раздумий. Фильм назывался «Няньки».

«Вот бы и мне таких амбалов в охрану, чтобы все было до фонаря», – мечтал Максим.

Отец уснул на половине фильма. Он был жаворонок. Вставал около пяти утра и засыпал не позднее десяти вечера.

Мать выдернула кассету из видеоплеера и включила «Тропиканку» – любимое бразильское мыло, которое смотрели все – от сопливых школьниц, до выживающих из ума пенсионерок.

Макс отправился к себе. Разделся, лег в кровать. За стеной раздался надсадный кашель соседа.

Дядя Егор был инвалидом. Ногу, рассказывал он, ему оторвало в Афганистане, когда он задел вражескую растяжку. Жил ветеран с дочерью и зятем, и совсем не выходил из квартиры.

Слышимость в панельном доме была хорошая, вдобавок рядом с кроватью Максима была сквозная розетка. Он скручивал в рожок журнал «За рулем», прикладывал к розетке и общался с ветераном. Школьник даже слышал, как шумно ворочается он на кровати и чиркает спичкой, видимо, прикуривая.

– Дядь Егор, не спите?

– Нет, малой, не сплю, – покашляв, ответил сосед. – Как дела? Рассказывай. Как в школе?

– В школе, вроде бы, ничего, только задают много.

– Никто не обижает?

– Да нет…

– Вот и хорошо. Помнишь, как я тебя учил – никому не показывай своего страха, иначе живьем съедят.

– Я помню, дядь Егор, у меня тут другое…

– Погоди – ка, я радио убавлю.

Скрипнула кровать, ветеран чертыхнулся.

– Говори, – отозвался он через мгновенье.

– Ну, в общем, новенькая у нас, – сказал Максим и замолчал.

– Нравится, что ли?

– Ну, вроде того.

– Если нравится – не бзди. Подойди и прямо в лоб скажи: «теперь я тебя провожать буду». И все. Они любят напор и уверенность. А откажет – значит дура набитая, и черт с ней. Зато ты точно будешь уверен, что промахнулся.

Сосед коротко выдохнул, так же, как это делал отец, позволяя себе редкую стопку на выходных.