Не догадались? Это истинно человеческое умение (правда, присущее далеко не всем Homo sapiens, к сожалению) посмотреть на себя со стороны, не боясь показаться смешным. Это качество очень выручает в различных жизненных ситуациях, порой даже экстремальных, и имя ему – ирония.
Третье качество, как то вещество, что превращает отряд закованных в броню средневековых рыцарей с копьем, эффективный только в ближнем бою, в полк гренадеров Императорской гвардии Наполеона, чьи пехотные ружья образца 1777 года вели прицельный губительный огонь с расстояния 150-ти метров. Как нетрудно понять, этот колдовской порошок для больших баталий – порох. Что же касается человеческого чувства, сходного со взрывным характером эпохального китайского изобретения, то лучше предоставим слово поэту:
Страсть порой сопряжена с терзаниями:
Пламя чувств рождает стихи:
Страсть взывает к надежде:
Страсть выковывает сильные характеры:
Итак, третье качество – страсть, «сердечный» мультипликатор, многократно умножающий душевные силы человека и этим, по нашему мнению, создающий солидные преимущества перед Железными Дровосеками эпохи hi-tech.
Промежуточные итоги. Парадокс, Ирония, Страсть – попробуем отыскать именно эти источники человеческой силы в опасных для взбунтовавшихся машин манускриптах.
1.3. «Запретный плод вам подавай, // А без того вам рай не рай» (парадоксы как извивы ума)
Куда делась хладнокровность Онегина, когда он увидел вчерашнюю наивную Татьяну в роли «непреступной богини роскошной, царственной Невы»? – диагноз поэта хирургически точен:
Но, думается, смысл это фрагмента несколько шире морали библейского эпизода с Адамом и Евой. Будничный здравый смысл направляет наши суждения по традиционному пути, но верткий, дерзкий ум так и норовит пойти по запретному пути преодоления невидимых пограничных полос норматива. Пусть это касается нешаблонного, парадоксального взгляда на воспеваемые всеми узы мужской дружбы:
Или намеренное, на грани холодного цинизма, отрицание насквозь пропитавшего романтическую литературу средневекового культа поклонения Прекрасной Даме:
Еще непривычнее во времена, когда русское дворянство в большинстве своем предпочитало изъясняться по-французски, каяться в избыточном использовании иностранных слов, а это уж смотрится чем-то сродни извивам ума «полусумасшедшего» философа Петра Чаадаева: