– Ну прости… Телефон не слышала. Я ж в монастыре была, и потому звук отключила. А включить забыла. Охрану не взяла, потому что никогда ее не беру. Не из-за беспечности, а в целях конспирации. Наличие охраны рядом очень сильно привлекает внимание. А так… Едет себе тетка и едет. Кому какое дело куда и зачем? – Тут я слегка запнулась и стала маленькими глотками, дабы отвести подозрение от возникшей паузы, пить горячий кофе. А сама при этом лихорадочно соображала: сказать или не сказать Сеньке про ученых и про книгу. Если не сказать, тогда возникает вопрос, чего так долго. А если сказать, то не было бы еще хуже. Мое вранье сестрица за сотню верст учует. Да и не была я особой мастерицей в этом виде «спорта». Решила, что попробую обойтись полуправдой. Отставила чашку и почти равнодушно проговорила: – А задержалась, потому что с интересными людьми из историко-архивного института встретилась. Они там изучают монастырские архивы. Поболтали маленько. Ты же знаешь, как я люблю все, что связано с историей нашего края. – И посмотрела на Сеньку прозрачно-голубыми честными глазами (правда, глаза-то у меня карие, но я постаралась сделать их как можно голубее, сиречь, правдивее).

Сестра глянула на меня своим фирменным взглядом старичка Мюллера, но я держала оборону стойко и взгляда не опускала, только ресницами изредка хлопала, но не чаще положенного. Посверлив еще немного меня взглядом, Сенька, вроде бы успокоилась. А я про себя с облегчением выдохнула. На этот раз, кажется, пронесло.

Пока я вела беседу с сестрицей, подспудно в голове у меня все крутилась мысль о том, что нужно бы как следует разглядеть ключик. А ну как, я ошиблась? И рисунок на книге совсем другой, а в монастыре на меня напало некое затмение? Но выпроводить сестрицу, не вызывая подозрений, у меня не получалось. Поэтому, скрепя сердце, я решила перенести это мероприятие на завтра. Ночью я спала плохо, какими-то короткими «перебежками» между кошмарами. Промаявшись так до пяти часов утра, встала и поплелась в душ. Облившись холодной водой, вроде бы немного пришла в себя. На работу отправилась, что называется, ни свет ни заря, в самом, что ни на есть, прямом смысле этого слова.

Охранник, увидев меня, с удивлением проговорил:

– Что-то вы раненько сегодня, Евдокия Сергеевна…

Не вдаваясь в долгие объяснения, проговорила со вздохом:

– Дел много накопилось, за день не успеваю…

Прошла в кабинет и сразу ринулась к сейфу. Взяв ключ и специальную ювелирную лупу, уселась за стол и включила настольную лампу. Принялась внимательно разглядывать рисунок на серебряном ушке. Нет, все точно! Рисунок совпадал один в один с тисненным узором на книге. Просто на ключе он был очень маленьким, и с первого взгляда в нем было трудно угадать спрятанного среди разных завитушек журавля, расправляющего крылья. Не вставая с кресла, отодвинулась от стола и выключила лампу. Задумалась, вертя ключик в руке. Что же это такое получается? Выходит, этот ключик имеет прямое отношение к «Журавлиному братству», так что ли? А бабулька из церкви…? Она тогда кто? И что этот самый ключик должен открывать? А главное, почему вдруг я? Какое я ко всем этим загадкам имею отношение? Сердце замерло на несколько мгновений, словно я стояла на пороге чего-то неведомого, тайного и ужасно манящего, и мне сейчас надлежало сделать решающий, не побоюсь этого слова, судьбоносный шаг, чтобы переступить этот самый порог. Хотя, почему «словно»? Выходило, что я на самом деле стояла на этом пороге, чтоб его…! А вот, осмелюсь ли я его перешагнуть, был вопрос другой. Впрочем, кого я пыталась обмануть? Не удержавшись, фыркнула вслух. Передразнила сама себя: «осмелюсь ли…?»! Да я вприпрыжку рвану вперед, даже не заметив этого самого порога! Что поделать… Такова моя натура. Вздохнула тяжело, вспомнив сестрицу. А ей что скажу? И тут же сама себе опять ответила: ничего. Нечего пока говорить, сама еще ничего не знаю. Эх, узнать бы про это самое «братство» чуток побольше! А для этого что? Правильно… Для этого нужно встретиться с Аникеевым. Координат его у меня не было, но… Тут я себя остановила. При мысли о лохматом историке что-то тревожное шевельнулось у меня внутри. Если уж совсем честно, то не нравились мне эти «ученые». Пятое или шестое чувство (я уже сбилась со счета) отчаянно мне семафорило пока еще желтым светом, означающим «будь осторожна». Давняя, еще с детских лет привычка все анализировать и разбирать по «кирпичикам» причину собственной тревоги или даже просто плохого настроения сейчас была как никогда кстати. Что такого «опасного» углядело мое подсознание в этих двоих? Ну, положим, с Волковым все было понятно и безо всякого анализа. Весь его внешний вид, фигура, накачанные мышцы, небрежная, нарочито ленивая поза и острый цепкий взгляд, способный подмечать самые мелкие и, на первый взгляд, казалось бы, незначительные детали, словно рысь на охоте – все это было трудно согласовать с такой безобидной деятельностью, как аспирант-историк. А вот лохматый Костя… Он-то мне чем не глянулся?