Магия Тахмины поддерживала равновесие и баланс в доме, и водоем не влиял пагубно на предметы мебели. «От нашего дара должна быть хотя бы какая-то польза, и не только для людей, но и для каждой из нас. Наши способности должны помогать нам, оказывать нам хорошую услугу, а не казаться каким-то обыденным набором качеств, как принято считать тем, кому повезло иметь больше простолюдинов. Пользуйтесь на здоровье!» – твердила Тахмина и без зазрения совести брала по максимуму из своих способностей.
Глава 4. В капкане
Рычание дикого зверя вырвало Алию из паутины мыслей. Вздрогнув, она посмотрела туда, откуда раздался этот страшный звук, и поняла, что его произнесла Тахмина. Нет, точнее, не она, а древнее существо, на данный момент взирающие на нее с таким голодом, будто вот-вот проглотит, как голодный удав глупую мышь.
Алия не могла выдавить из себя ни слова: ни когда Манулар в теле Тахмины смотрел на нее и издавал рык еще громче, чем мгновение назад, ни когда приблизился к ней с такой скоростью, что она мысленно попрощалась с жизнью и закрыла глаза от дикого, на уровне инстинктов, страха.
Через секунду голова Алии оказалась зажата, словно в тисках, в сильных ладонях Тахмины. Ей казалось, что это существо раздавит ее голову, как перезревший арбуз. Страшно, тревожно, опасно.
В какой-то момент Алия снова распахнула свои большие зеленые глаза и пожалела об этом. Две бездонные пропасти, вместо глазниц, заглянули прямо в душу молодой ведьмы-травницы. Алия не на шутку испугалась, что ее жизнь подходит к концу, и за свои прожитые годы она сделала так мало. Смесь сожаления и отчаяния ядовитым плющом извивались под кожей, проникали в самую глубину.
По телу Алии прошелся необъяснимый заряд чего-то могущественного, необъятного, темного, пугающего. Ведьма-травница чувствовала себя в капкане дикого, страшного зверя, превосходящего ее такой силой, что хотелось сбежать или сквозь землю провалиться.
Возможно, она кричала, возможно, извивалась змеей, но как бы ни старалась, оказалась бессильна под натиском давления Бога Коварства. Это как муравью сражаться с человеком, который раздавит его в считанные секунды. Глупо и бесполезно.
Неожиданно перед глазами Алии пронеслись самые настоящие ужасы, а возможно, это воспоминания Манулара: жужжащие пчелы, безжалостно жалящие старуху; дикая рысь, вгрызавшаяся острыми клыками в трусливую лань; бессердечный убийца, вонзающий клинок в какого-то мужчину, стоящего на коленях. Жестокость последнего поражала, особенно учитывая, что Алия чувствовала все: и необъятный страх со стороны жертвы, и злобу вперемешку с гневом со стороны мстителя.
«Харен мия орен рани морген норей сан», – громко прозвучало в ее голове.
Погребенные заживо люди, ярость, гнев, алчность, кровожадность беспощадно пожирали Алию с такой силой, что она умирала и возрождалась заново, и превратилась во что-то настолько темное и страшное, что боялась саму себя.
«Харен мия орен рани морген норей сан», – повторил голос еще громче, и Алия догадалась на уровне инстинктов, что Манулар приказывал ей перестать сопротивляться. Он желал занять ее тело, поглотить ее душу. Значит, она все еще не сдалась!
Та же фраза пронеслась в ее голове еще три раза, но молодая ведьма-травница цеплялась за скудные крохи надежды и приказала себе держаться до последних сил, насколько это вообще возможно.
«Ты можешь проиграть важный в твоей жизни бой, но на самом деле ты повержен лишь в том случае, если сдался внутри себя! Никогда не позволяй себе этого. Ты намного сильнее, чем кажешься!» – снова всплыла в уме мудрость Тахмины.