Их молитвы, нет, не остановят
Эшелон прогресса и потерь.
В век двадцатый этот поезд входит. —
Каркнул ворон, как тугая дверь. —
Их обходят Декабристов тени,
Далеко героев терема.
Староверы, стоя на коленях,
Понимают – горе от ума…».
Над Ходынским полем закружился.
Здесь опять загадочный народ
Массой необузданной столпился,
Он кряхтел и мало веселился,
Он давился, под себя мочился.
Что случилось? И чего он ждёт?
Так и есть – помазанником божьим
Стал в Москве несчастный Николай!
Как ему в дальнейшем будет сложно?!
Никому такой судьбы не дай!
А народу тьма, не видно края,
Ждут подарков, угощений ждут,
Теснотищу громко проклиная,
От удушья, переломов мрут.
Косточки трещат, грудные клети.
Глупость беспощадна и слепа!
И по головам шныряют дети,
А иначе не отдаст толпа.
Ой, Ходынка! Ох уж это поле!
Сколько здесь подавлено голов?!
Помнит мать-кормилу на престоле,
Мир турецкий и царицы волю,
Пышные гулянья с хлебом, с солью,
Как топтали ноги мужиков
Баб своих, детей, калек и пьяных.
В небесах салюты – Бах! Бах! Бах!
Выносила «лава» самых рьяных
К дармовым кулёчкам на лотках.
Не умели радоваться в меру,
В меру плакать, в меру горевать,
Словно в крайность к бунту шли и в веру,
И не перестали обожать
Пиво, сладкий пряник на халяву,
Чай горячий фейерверков гром,
Потолкаться, поплясать во славу
Доброго монарха табуном…
В этот раз побиты все рекорды!
На Ходынском поле горы тел,
Словно в басурманские походы.
И в печали колокол звенел…
6
Командир сидел в удобном кресле,
Продолжая молча размышлять:
«Все пока нормально. А что если
Письмецо любимой написать?»
Он достал из верхнего кармана
Радиокомпьютер именной
И, нахмурив бровь, довольно рьяно
Он по кнопкам бегать стал рукой.
«Здравствуй, моя милая супруга!
Вот нашел минуту написать.
Там, где я сейчас, довольно туго.
Даже и не знаю как сказать.
Человек несчастный примитивен
И не скоро сможет нас догнать,
Только в этом вовсе не повинен —
Страшный вирус не дает дышать.
Счастья просто нет для человека,
Если им не можешь хвастануть,
И при виде нищего калеки
Вовсе не сочувствует ничуть.
В сытом виде, полный святотатства,
Обходя паи бедовых доль,
Он, согретый радостью, злорадством.
Состраданье для него не боль!
Равнодушный эгоист ликует,
Что не он на мостовой лежит,
Только рубль жадного волнует.
Если будут деньги – будешь сыт.
А для нас давненько счастья нету
Без обычной помощи другим,
Друг от друга нет у нас секретов,
Бескорыстьем этим дорожим.
Крепостных силком здесь держат рядом,
Не даёт помещик улизнуть.
За труды – грошовая награда.
Нет здесь демократии ничуть.
Мужики тут жен своих гоняют
И частенько по лицу их бьют,
Унижают, дурой называют,
Испокон веков так здесь живут.
Пропуская водочки грамм двести,
Муж семью гоняет с топором.
Ни ума, ни такта в нём, ни чести
И в избе его все кувырком.
Скучно мужику в быту без водки.
Он вспахал, посеял и убрал,
Для рыбалки просмолил он лодку
И чудит, смочив изрядно глотку.
А потом на каторгу в колодках!
И закончит жизнь не как мечтал.
А душа его – не видно края!
Зачастую в мыслях прав мужик,
За бутылкой бытие ругая,
Его правда переходит в крик.
Женщины на лавочках тоскуют.
А какие песни здесь поют!
Ноженькой босой в пыли рисуют
И с небес лекарство, чудо ждут…
Сколько между нами? Миллионы
Измерений, тысячи парсек.
Как там наша ферма, наши клоны?
Как там наш мохнатый Пинчукрек?
Это чудо дивное природы —
Полметровый работяга пчёл,
Собиратель патоки и мёда,
Минералов, витаминов, смол.
Помню, мы по выставке бродили…
Павильон Галактики родной
Подарил пчелу и мы решили,
Что построим ферму над рекой.
А потом клонировали пчёлку
И привили нужный интеллект.
Находить он мог в стогу иголку —
Был удачным первый наш проект.