– Ага, – Митя выдавил из себя одно только слово и направился к выходу.

Дома был к двум часам ночи. Переоделся, умылся, сварил кофе и захотел курить. Широков не был курилкой. Но, от усталости бывало, хотелось посмолить. Взял сигарету из пачки, купленной месяца два тому назад, чашку с кофе и вспомнил о новом законе, который запрещал курить на балконах. Ладно, не проблема. Спуститься по лестнице и покурить у подъезда тоже недурно. В доме не смолил, потому, что запаха въевшегося табака не выносил.

Накинул пальто на плечи и вышел на площадку. Из двери квартиры Якова Моисеевича показался молодой человек, характерной внешности. Высокий, сутуловатый, с печальными черными глазами. И это в два ночи? Кто таков?

– Приветствую. Новый сосед, верно?

– Здравствуйте. Он, самый, – Митя протянул руку черноглазому, получил солидное рукопожатие, – Дмитрий Широков.

– Давид Гойцман. Можно – Дава.

Стало быть сын Якова Моисеевича?

– Можно – Митя, и на ты. Я покурить, – Широков кивнул в сторону лестницы.

– Идем. Место покажу.

Парни тихо, ночь же, направились туда, куда вел Дава. А вел он на черную лестницу. Между вторым и третьим этажом была дверца неприметная. Вот туда соседи и ввинтились. Прошли коридорчиком, который заканчивался небольшой площадкой с тремя дверьми. Одна – на лестницу и две в помещения, предположительно, хозяйственные. На площадке диванчик искусственной кожи, стоячая пепельница, фикус в огромной кадке и окошко. Его и приоткрыл Дава.

– Здесь курильщики кучкуются. Уютно.

Они сели и молча закурили.

Митя прихлебывал кофе, а Дава делал из дыма колечки и пускал их к потолку. Ну, не самое интеллектуальное занятие, однако они же не на лекции в Политехе, верно?

– Слышал, ты успел познакомиться с нашими? Ну и как? Не уели тебя соседи?

– Люди, как люди.

– Не скажи, Мить. Ни одной простой фигуры тут нет. Собакевичи, например, те еще ехидны. Я люблю бабулек, они интересные, но это не значит, что они милашки. Кстати, дочери известного ювелира. Внучки еще более известного ювелира. И правнучки ювелира Царского двора. В их семье много секретов. Ну, и денег, разумеется, – это Мите было понятно и без пояснения Давы, одни серьги Фиры чего стоили!

– Династия. А их дети? Мужья?

– Нет никого. Так и живут одни. А Ирэн? Видел? Загадка для всех, кстати. Чем жила, чем живет? Непонятно. Есть у отца догадки, но опять таки, все мутно. Но, женщина большого ума и острого языка.

– Дава, а с чего ты мне все это рассказываешь? Я же чужой. Вдруг, мошенник, а ты мне тут … – кстати, хороший вопрос.

Парень только ухмыльнулся.

– Мой папа, сиятельный юрист Яков Моисеевич, еще ни разу в своей жизни не ошибся ни в одном человеке. Он так и сказал мне: «Нормальный гой этот Широков». Я папе своему верю.

От автора: Гой– не еврей.

– Ну, спасибо,– Митя изобразил шутовской поклон.

– Ешьте с маслом, – отпел Дава.

Поулыбались. Закурили еще по одной. Мите пришлось угоститься давиными, ароматными.

– А Юля? – не удержался от вопроса Митька.

Глаза Давы стали еще темнее и еще печальнее.

– Что, понравилась?

Широков сразу понял, что парень влюблен в соседку, похоже давно, и совершенно безнадежно. С такими глазами можно только о горячо любимой и абсолютно недоступной Женщине говорить.

– Интересная девушка.

– Забудь.

– И не думал даже, – приврал Митька, – Она же замужем.

– Юродивая она. Для всех хлопочет, обо всех печётся. А о себе не думает, – сказал горячо и глубоко затянулся.

Широков понял, что тема больная, и решил перевести разговор в другое русло:

– А кто на первом живет?

– О, там у нас культура высокая. Тенор Ведищев и скульптор Гасилов. Ведищев вечно в поездках, а Гасилов в вечном запое и поисках новых форм. На третьем Собакевичи и Заварзины. Ты с Артемием Заварзиным аккуратнее. Он кадровый офицер. Контужен. Сильный и без кукушки в голове. Выпивает раз в половину года, но последствия всегда катастрофические. Жена у него очень хорошая. Света. Героиня, честное слово. Он жив только благодаря ей. Бездетные. Мы тут все бездетные, кроме папули моего.