Здесь же эти две темы прозвучали по-другому. У меня не возникло ощущения, что передо мной чем-то хвастаются. Я просто поняла, что у человека это было в жизни, от этого никуда не деться, не забыть. Видимо, были какие-то последствия, возможно, о которых жалеют, а если не жалеют, то уж точно не забудут. Его слова звучали как простая, безэмоциональная констатация факта: да, было; да, прошло; да, вывод сделал. А мне стало интересно, что конкретно было. Как было? Какие выводы сделал? Но я молчала. У меня уже настолько сильно и крепко вросло «молчи», что я даже не шелохнулась.

Я слушала, как звучит его голос и столкнулась с другой странностью. Мы не первый раз общались с ним. Да, в такой обстановке, точно первый, но общались до этого на перекурах и по работе пересекались часто, и я не слышала тех ноток, которые услышала в тот вечер. Почему, интересно, не слышала их? Их не было? Или была глуха, воспринимая рассказы людей как бормочущее радио? В тот вечер мне очень нравилось, как звучал его голос: сильный, твердый, полный уверенности несмотря на то, что расслабленный, и спокойный. Стиль его общения – это короткие фразы, четкие, резкие, словно он давал мне время осмыслить сказанное. И я осмысливала и понимала, что даже то, как он говорит мне интересно, потому что никогда не слышала, чтобы разговаривали так заманчиво.

Официант принес ему треснутый бокал и его голос сменился. Стал тяжелее, но там не было ни намека на то, что сейчас будет скандал, хотя повод-то был. Я встречала хабалок и среди мужчин, и среди женщин, рвущихся в бой без причины, стремящихся доказать окружающим, незнакомым людям свой социальный статус, авторитет, знание законов и умение оперировать им, хабалок, которые забыли, что такое человечность. Человечность… Умирающее слово в ушах умирающего человечества. В нем же был океан спокойствия, и я прониклась именно тем, как он воспринял человеческую ошибку. Его реакция лилась бальзамом мне на душу. Я уже забыла, что люди могу быть вот такими… людьми. Я забыла, что некоторые ошибки могут быть незначительными, за которые можно сказать «ай-я-яй», ничего страшного не случилось, улыбнуться и попросить заменить бокал. Я больше, чем уверена, что официант тоже сделал выводы, хотя бы, что не все клиенты зажравшиеся мудаки, что у кого-то из них все еще бьется сердце, а не погибший кусок анатомического мяса, завернутый в вынужденную каменную оболочку.

Утром пятница и рабочий день никто не отменял, а на часах буйствовала разрастающаяся ночь. Официант принес счет, и я впервые не платила за себя, что покоробило мою независимость. Дикость, которая напала на меня, еще долгое время терзала. Чувство, что теперь что-то должна, чем-то обязана сильно угнетало. Я не хотела, чтобы за меня платили. Я сама могу. Я в состоянии оплатить свои запросы, а тут такое. Как к подобному относиться, я не понимала. Что я должна чувствовать? Что думать? Растерянность и полное непонимание огорошили, загнали в глухой тупик, из которого надо было срочно выбраться. Я решила, что просто отдам наличкой на следующий день, и инцидент будет исчерпан. Для кого-то это нормально, в порядке вещей, типа так должно быть. Я же настолько привыкла, что в моей жизни нет ничего того, что для других людей нормально. Моя нормальность разительно отличалась от нормальности других. Для меня это было ненормально и другого я не видела. Отдам деньги и все. Мне не нужны чужие, у меня есть свои.

Но мои мысли, полные возмущения, были приглушены, как только мы вышли на улицу. То ли пьяные, то ли безумные от переработки, но я обнаружила себя на его коленях. Он сидел на каменной ограде, сделанной под лавку, я – на нем. Чувствовала, как легко и непринужденно он прикасался ко мне и… отключила голову, отпустила контроль. Скорее намеренно, чем случайно. 12 лет ко мне прикасался один мужчина и с каждым днем я хотела, чтобы эти прикосновения вовсе прекратились. Это не привычка. Нет. Привычка – это покурить сигаретку перед тем, как сесть в автобус. Стоит только разочек не покурить, как уже чувствуешь, что что-то не то, словно весь день перевернулся, причем в плохую сторону. Сразу же возникает желание что-то исправить, сделать так, чтобы чувство незавершенности исчезло. Усмирить его как-то. Привычку чувствуют и желают, чтобы она продолжала бесконечно влиять. К мужу у меня не было привычки. Он не был моей привычкой. Я просто не хотела, чтобы он трогал меня. Не хотела, чтобы меня вообще трогали. Я уже решила, что на моей жизни стоит крест. На моей личной жизни. Мой муж – этот крест. Я буду до старости сидеть с ним, ждать развода и думать, что все могло было быть по-другому, но не сложилось, почему бы не начать довольствоваться тем, что есть. Я убедилась, что все эти «потрогать» начинаются одинаково и заканчиваются также. Эта область человеческой жизнедеятельности меня не удивляла и больше не удивит. Ничего не обычного. Все одно и то же.