У этих достижений есть и оборотная сторона. В некоторых секторах экономики произошло сокращение рабочих мест. iPod и iTunes, позволившие покупать музыку онлайн, нанесли сильный удар розничным продавцам музыки. Графические возможности программного обеспечения изделий компании Apple вытеснили тех, кто ранее работал в полиграфической и звукозаписывающей отраслях. Да и сам Джобс не был ангелом. Известный своей раздражительностью, он мог проявлять безжалостность по отношению как к сотрудникам своей компании, так и ко всем тем, кто ему перечил. Жизнь Джобса – никоим образом не идеальная картина.

Но ценность, которую создавали Джобс и его компания, намного превосходила все минусы. Apple генерировала возможности и создавала богатства для миллионов людей – сотрудников самой компании, ее акционеров, людей, торговавших продуктами компании и использовавших эти продукты в своей деятельности. Ни одна государственная программа не могла произвести те нравственные выгоды, которые Джобс дал обществу.

Стоит отметить, что среди тех, кто размышлял о кончине Стива Джобса, был Сами Мубайед, профессор университета в Сирии, где родился биологический отец Джобса. Мубайед написал, что, хотя молодых сирийцев вдохновляет связь с предпринимателем-визионером, они понимают, что «если бы Джобс работал в Сирии, он, вероятно, не совершил бы ни одного из своих открытий»[10]. Вот почему, по словам Мубайеда, Сирия не обеспечивает необходимую для инноваций «экосистему и поддерживающую инновации среду». Социалистическая страна жестко контролирует банки и экономическую политику, которые диктуются государством в целях устранения «классового неравенства»[11]. Все, чего добились сирийские власти, – создание нищеты: средняя заработная плата в Сирии составляет 2,61 долл. в час.

США – не Сирия. Однако продолжающееся десятилетиями в США умножение рядов бюрократии Большого Правительства и усиливающееся регулирование ныне подрывают нравственное общество, разрушая экономическую и личную свободу. Сегодня все больше примеров нарушения моральных принципов бюрократией Большого Правительства и нормами регулирования. Мы видели это на примере Закона о здравоохранении, который привел к тому, что администрация навязывает свои правила католической церкви, а это люди разных религиозных убеждений считают нарушением свободы вероисповедания. Господство Большого Правительства в здравоохранении привело к возникновению новой этики «экономного здравоохранения», которое, как считают наблюдатели, вступает в конфликт с традиционными, многовековыми принципами медицины и ставит расходы выше интересов пациентов[12]. Других пугает усиливающееся злоупотребление законодательством: органы местной власти заставляют людей продавать свои дома и предприятия, чтобы расчистить путь коммерческим проектам, которые выгодны муниципалитетам. Близорукие бюрократы Большого Правительства могут порой забывать, что их дело – помогать людям. Пример такой «забывчивости» – заявление властей города Нью-Йорка о том, что они больше не станут принимать дары, приносимые церквями и синагогами в виде продуктов питания, потому что не могут контролировать содержание в этих продуктах клетчатки, жиров и солей[13]. Все больше американцев начинают считать Большое Правительство повинным в грехах, которые сторонники государственного вмешательства приписывают частному сектору. Постоянный рост бюрократии и введение все новых мер Большого Правительства обусловлены эгоизмом, алчностью и стремлением к политическому господству.

Возникают вопросы и о подлинном наследии Франклина Делано Рузвельта. Экономисты и историки, в том числе Эмити Слаес, Бартон Фолсом, Джон Кокрейн и Роберт Хиггс, убедительно показали, что безустанное государственное вмешательство на самом деле привело к затягиванию Великой депрессии. Налоги, необходимые для финансирования кейнсианских расходов администрации Ф. Д. Рузвельта и его программ создания рабочих мест, высасывали из экономики капитал. Установленные Ф. Д. Рузвельтом контроль над ценами и квотирование производства также создали неопределенность, которая удерживала предпринимателей от найма работников. Все это отложило восстановление экономики до времени, последовавшего после Второй мировой войны.