Тот утверждающе кивнул головой, и лицо толмача расплылось благодарной улыбкой.

– Вот дела… Это, мужики, не то, что у нас, понимаешь, на Руси. Коли что оставишь даже на самое недолгое время, то потом ищи-свищи…

– А ты как думал, Серафим? Правда, и людишек-то здесь будет поменее, чем у нас.

Казаки согласно закивали головами.

– А вот скажи-ка мне, Ябко, откуда это у твоих соплеменников набралось столько зимних вещей, что хватило на целых шесть нарт, да еще к тому же и грузовых?

Тот непонимающе посмотрел на него:

– Так ведь только одних олешковых шкур, которыми зимой покрывают чумы в два слоя, сколько будет.

Казаки рассмеялись.

– Ну что, утешил свое любопытство, Емельянушка? – усмехнулся Поликарп.

– Да ну вас… – обиженно махнул тот рукой. – Как будто бы вы все знали, что чумы зимой покрываются шкурами в два слоя…

– А где это ты, Ябко, научился так хорошо говорить-то по-нашему? – поинтересовался Игнат.

– В съезжей избе, при которой я и нахожусь уже несколько лет, – с готовностью пояснил тот. – И когда русские отправляются по стойбищам собирать ясак, то меня приставляют к ним толмачом.

– Стало быть, ты должен непременно знать Макара, писца съезжей избы? – спросил Афанасий.

– А как же, начальник! – воскликнул Ябко так, как будто был убежден в том, что все без исключения люди, проживающие в Мангазее хотя бы даже временно, непременно должны были бы знать этого человека. – Очень хороший человек! Ведь он-то как раз и учил меня говорить по-русски.

«Теперь-то ясно, каким это образом Ябко попал в наш отряд», – усмехнулся про себя Афанасий.

– А ты, Серафим, что это рот-то разинул, слушая толмача?! Раз назначен кашеваром, то насыпай ушицу по мискам! Да не забудь и мясца осетрового подкладывать, а не только одной жижи. Ты же, Ерофей, разноси их добрым мо́лодцам, которые уж давно, как вижу, слюнки глотают только лишь от одного ее запаха.

Казаки дружно заулыбались.

– Сей минут, Игнат! – засуетился Серафим. – И мясца рыбьего, не сумлевайся, тоже не забуду подкинуть.

– Да, хороша ушица! Так бы ел ее и ел, не переставая… Молодцы все-таки стрельцы – порадовали осетринкой православное воинство! Не зря, стало быть, взяли их в отряд.

– А ты что, Егорушка, никак собирался облагать ясаком самоедов лишь десятком казаков? – усмехнулся Степан.

Однако тот, ничуть не обидевшись, пояснил:

– Да нет, конечно. Ведь это я сказал к тому, что Савельич очень даже удачно подобрал стрельцов в наш отряд. А ведь тех-то было около сотни, никак не меньше. И теперь мы его стараниями уплетаем эту чудо-ушицу. – Казаки благодарно посмотрели на того. – Но, как говорится, хороша кашка, да мала чашка.

– Не расстраивайся, Егор, – ушицы хватит и на добавку, а то и не на одну, – успокоил того Серафим, деловито помешивая черпаком в котле.

– Дай-то Бог тебе здоровья, Серафимушка, на долгие годы за труды твои праведные!

– И на том спасибо, Егор!

– Сейчас бы, мужики, да под такую закусочку самое время было бы принять чего-нибудь эдакого, – мечтательно произнес один из казаков, подмигнув товарищам.

– Терпи, казак, – атаманом будешь! Ведь теперича заглянуть в шинок сможешь лишь тогда, когда возвернемся в Мангазею, – заметил другой. – А когда это будет, одному Господу Богу известно. Да начальникам нашим, – уточнил он, мельком глянув на Афанасия.

Так, с шутками и прибаутками казаки и ели, а вернее, уплетали знатную ушицу.

«А ушица-то и впрямь ох как хороша, – размышлял Афанасий, разжевывая нежную осетрину и запивая ее наваристым бульоном. – Придется-таки задержаться здесь, у этой речушки, делая рыбный запас, даже и в том случае, ежели больше и не попадется в сети эта чудо-рыба. Ведь и сиг-то тоже хорош, чего уж душой кривить. Тем более что на стоянке в устье Худосея, которую я планирую сделать, нашими сетями эту широкую, по словам того же Тимофея, реку уже не перекроешь. Так что будем ставить шатры, – уже твердо решил он и в который раз удивился: – Ну кто бы это мог только подумать, что в этой «переплюйке», по выражению одного из казаков, можно изловить такое чудо… В общем, все как в той пословице: мал золотник, да дорог, – улыбнулся он своим мыслям.