– Я слышал, днем у тебя были какие-то проблемы с обезьяной, – сказал Джерри. – Никто не пострадал?

– Если не считать саму обезьяну, – сказал я. – Пара сломанных ребер, несколько ушибов, но жить будет. Больше всего мне хотелось дать в ухо владельцу животного, но я смог сдержать этот порыв. Так что – да, никто не пострадал.

– Как я рад, что мои сотрудники способны сдерживать свои порывы, – заметил Джерри. – Если бы получивший в ухо пассажир подал на нас жалобу, владельцам станции это вряд ли бы понравилось, и мне пришлось бы тебя уволить.

Я пожал плечами.

– Понимаю, что тебе все равно, – сказал Джерри. – Человек с собственным космическим кораблем – большая редкость среди рядового персонала моей службы безопасности, знаешь ли.

Несмотря на то что это далекое будущее, собственные космические корабли здесь редкость. Примерно такая же редкость, как собственные океанские яхты в моем родном времени, и я понимал, что находящийся в моем распоряжении борт будет привлекать ко мне излишнее внимание. Но деваться от этого было некуда – мне нужна была мобильность, и даже Асад настаивал на том, чтобы корабль находился у меня под рукой.

Сознательный риск сильно отличается от сознательного суицида.

Пилот я, правда, все еще был аховый.

Я могу вылететь из точки А и добраться-таки до точки Б, но погони, маневры уклонения и навыки космического боя мне освоить пока не удалось. В учебном бою лейтенант Кассад уделывал меня в девяти схватках из десяти.

Конечно, с нынешним моим судном много и не навоюешь, ибо оно предназначено не для боя, а для скоростного отхода в том случае, если развитие событий станет слишком угрожающим.

– Я вам тут еще нужен? – поинтересовался Телегин.

– В принципе нет, – сказал Джерри. – Дайте девушке какое-нибудь успокоительное и снотворное и можете считать себя свободным. Я вызову кого-нибудь с грузовой тележкой, чтобы доставить тело в морг, а утром приступите к вскрытию.

– Только с тоннажем тележки не ошибитесь, – сухо хмыкнул Телегин, вкатил всхлипывающей Амальгаме инъекцию и убрел восвояси.

– На нас это как-нибудь отразится? – спросил я. – На персонале станции, я имею в виду?

– Что отразится? Смерть Халлена? Можно подумать, он тут чем-то занимался. Трое заместителей выполняли всю его работу, не связанную с посещением званых обедов, ужинов и коктейльных вечеринок. Если никому не сообщать о смерти Дага, никто и не заметит, что его больше тут нет.

– До тех пор, пока он не сможет появиться на званом обеде, – согласился я. – А я тут тебе еще нужен? И если уж на то пошло, зачем я вообще был тут тебе нужен?

– Ты начальник смены и должен быть в курсе, что тут происходит.

Я посмотрел на часы:

– Моя смена закончилась семь минут назад.

– Ты мне еще иск за нарушение трудового законодательства предъяви, – сказал Джерри.

– Переработки не оплачиваются, – напомнил я.

– В форс-мажорных обстоятельствах рабочий день может быть ненормированным, – сказал он.

– Где ты видишь форс-мажор? Ты сам говорил, ничего не изменится, никто ничего не заметит.

– Смерть главного администратора – это всегда форс-мажор, – сказал Джерри. – И для нас ничего не изменится только в короткой перспективе. Неизвестно, кого Консорциум Бизнесменов назначит на место Халлена. Если это будет очередной их протеже со стороны, перемены могут быть любыми. А я не люблю перемены.

– Так Халлен был протеже Консорциума?

– В ином случае продержался бы он так долго, учитывая обстоятельства?

– Что ж, многое мне стало чуть более понятно.

– Мы почти не приносим прибыли, – сказал Джерри. – Расходы на эксплуатацию слишком велики, и с каждым годом они только растут, потому что оборудование устаревает, а космические маршруты уходят в сторону от сектора в связи с тем, что на границе может стать небезопасно. Если бы будущее было чуть более определенным, нас бы уже давно разогнали, а станцию продали на металлолом.