Она и сама смешливо думала, что была в прошлой жизни священником. Подруги приходили к Соне на исповедь, поругавшись с мужьями. Поссорившиеся с женами друзья обрывали Сонин телефон, требуя совета. Мама спрашивала, чем лечить гриппы и ангины отца. Сестрица, обзаведясь сынишкой, звонила по любому пустяку, хотя прекрасно знала, что Соня и дети – две вещи несовместные. Маленькие чужие бедствия плыли, плыли и как-то нечаянно, бесследно растворялись в сумеречной реке жизни, счастливо обтекающей благополучный со всех сторон дом Сони. Но тут, с незнакомой женщиной, было нечто другое. «Эффект попутчика» – кажется, так называются подобные эпизоды в психологии, с неосознанным притязанием на возможность душевного исцеления.

Мерзлая скамья быстро вытянула тепло из Сониного тела. В душе-жилетке закопошились туманные подозрения, и стало не по себе. Желчно подумалось: на лице у меня написана, что ли, готовность помочь каждому? Нормальная ли эта случайная попутчица с плодово-ягодными глазами? Вот уж никогда не замечала раньше, что виноград смотрится трагично! «Ну, говори», – томилась Соня.

Женщина наконец откинулась на спинку скамьи, взглянула на соседку и вздрогнула – едва не отшатнулась. «Забыла, что не одна», – догадалась Соня. Встать, светски кивнуть и уйти, как больше всего хотелось, она почему-то не осмелилась.

– Простите, запамятовала, что вы здесь, – сказала женщина и невпопад, запоздало назвалась: – Мария.

Ей очень подходило это библейское имя. Соня поняла: не отвертеться, – и только собралась назвать свое имя, как Мария предвосхитила ответ:

– А вы – Софья Семенова.

– Да, – растерялась Соня, – Семенова – моя девичья фамилия. Откуда вы знаете?

– Я встречала вас когда-то. Давно… Неважно. Вы спросили, почему я ношу эту прическу…

Глубоко вдохнув, – с таким вдохом бросаются в воду, – женщина молниеносным движением откинула левую прядь, и при свете фонаря…

Боже, кошмар! Кошмар! Соня еле подавила крик, узрев вместо аккуратной ушной раковины жуткий рубец с темной дыркой посередине. Рвано змеящийся свежий шрам какого-то непристойного перламутрово-розового цвета пересекал висок.

В глазах, почудившихся теперь Соне провалами черного безумия, дико метались фонарные огни. Женщина больно схватила за руку:

– Это ведь уродливо, да? Это страшно?

– Нет, нет… – Испытывая на самом деле ужас, Соня тихонько выдирала руку из цепких пальцев и изо всех сил старалась сделать вид, что увиденное не произвело на нее особого впечатления.

– А вообще-то мне плевать, что люди подумают. Не для них живу, для дочки. – Женщина отпустила Сонино запястье.

…Во-первых, надо взять себя в руки. Во-вторых, успокоить эту психопатку. Может, как бы ненароком посмотреть на часы, зевнуть, зябко ежась? Ночь же на дворе, холод. Девочка на чужом попечении, вдруг проснулась… Или все-таки выслушать? Сложно, когда чувствуешь тягостное беспокойство и желание сбежать. К священникам, наверное, тоже приходят всякие помешанные, одержимые, маньяки… бр-р. Как поступают батюшки? У них там, в церкви, вероятно, специальные практикумы проводятся для облегчения пастырской участи, с инструкцией, указаниями, прочими рекомендациями…

Сонины опасливые ожидания оправдались: Мария начала рассказывать. С ходу, без предисловий, будто зачитывая биографию на диктофон.

– Я родилась в маленькой якутской деревне, училась в районном центре и больше нигде не была. После школы решила поступать на филологический факультет – любила русскую литературу, стихи сочиняла. Гордилась тем, что чисто по-русски говорю. Район-то якутский. Мечтала вернуться в родную школу учительницей, стала готовиться к вступительным экзаменам. Тем временем в наше село «грачи прилетели» – хохлы-шабашники, детский сад строить. Парни молодые, по субботам на танцы в клуб похаживали, играли в бильярд… И я влюбилась. Скоропалительно, с разбегу, порох оказались оба! Через неделю привела Павла домой, заявляю маме: «Знакомься, мой муж». Избалованная была, что хочу, то и делаю. Бедняжка моя заплакала: «А учеба-то?» Ой, мама дорогая, какая учеба, пойми – любовь же у нас! Любовь!