- Коля, прекрати вести себя как на работе!

- Я детский хирург, - хмыкает он. - Чудные у тебя представления о работе детских хирургов. Не соответствующие действительности, я бы сказал.

- Ты понял, о чем я! – довольно странно пререкаться с человеком, чьи два пальца находятся внутри твоего тела. И тебе это и приятно, и неприятно одновременно. – Перестань интересоваться моим самочувствием и просто… Оооох!..

- Это три пальца.

Ее вдруг охватывает непонятное нетерпение, под которым прячется страх. И хочется, чтобы уже скорее это все случилось и закончилось!

- Ник, может быть, хватит уже упражняться в искусстве устного счета на пальцах?!

- Ты думаешь, мне легко? - хрипит он.

- Просто трахни меня!

Его пальцы замирают, перестав двигаться там, внутри. Он шумно выдыхает.

- Воспитанный человек не может отказать даме в такой просьбе.

И вот он уже сверху. Сейчас все и случится.

4. Глава третья, в которой наступают последствия поступков героев – неотвратимо и неизбежно, как последствиям и положено.

Сначала стало больно. Потом – очень больно. Потом пресеклось дыхание, и она смогла только упереться ему ладонью в грудь. И лишь после выдохнуть - мучительно, через силу:

- Стой!

Он остановился. В тишине комнаты его дыхание было оглушающим. Словно в такт пульсирующей внутри боли. Черт подери, почему так больно?! Вспомнились слова тети Даши о том, что неприятные ощущения во время дефлорации, как правило, связаны с тем, что партнерша не готова и нет достаточной смазки. Не ее случай, явно – как бы Люба не была неопытна, она понимала: физиологически она более чем готова к тому, что должно произойти, она это просто чувствовала. Так какого же ей так хреново?!

Ник шевельнулся.

- Нет, пожалуйста! Не двигайся! – он даже сквозь туман вожделения услышал панику в ее голосе. – Подожди. Дай мне… привыкнуть.

Ник вздохнул. Очень тяжело вздохнул. Но замер на какое-то время, нависая над ней. Боль не утихала. Да и какого черта ей утихнуть, если ее источник находился по-прежнему внутри Любы! Она начала дрожать. Господи, лучше уж операция, чем вот так вот!

- Люб, легче не будет, - голос его звучал сдавленно. – Мы еще… не закончили. Ты еще…

- Нет, погоди, пожалуйста!

- Не вижу смысла ждать. Тебе все равно больно.

- Нет! Стой! Остановись! Я передумала! – паника заставила ее почти кричать, упираясь руками в его плечи.

- Поздно.

Он резко двинул бедрами вперед, и ее ослепила вспышка горячей боли. Настоящей боли. Слезы вскипели в глазах, и она инстинктивно зажала себе рот ладонью, понимая, что сейчас не то, что закричит – заорет благим матом. Несколько секунд она захлебывалась собственным криком и слезами, а потом Ник так же резко вышел из нее.

Ей стало на какое-то время совсем параллельно на все – на него, на ситуацию. Важной была только потребность тела свернуться калачиком, прижать колени к животу и дышать, дышать. Упиваясь самой возможностью дышать без боли. И чувствовать, что тебя больше ничего не разрывает изнутри. Что ты снова принадлежишь только себе.

Боль уходила странно быстро, оставляя после себя лишь тянущее ощущение – как при месячных. И еще – чувство стыда. Мама дорогая, что же она натворила?! Пришла к парню, залезла к нему в постель, осчастливила его «высокой честью», а потом устроила форменную истерику. Щеки начали гореть, но она все же заставила себя отвернуться от стены, к которой прижималась лбом и коленками. Где ее несчастная жертва?

Ник сидел на краю постели, спиной к ней, его широкоплечий силуэт смутно угадывался в полумраке комнаты. Никогда она не бегала от трудных разговоров, и сейчас не будет!