– Какая подруга, едем в гостиницу. Щас такси ловим и едем. Подожди. Щас.

– В какую гостиницу? Вы чего? Давайте потом созвонимся.

– Нет, едем!

– Успокойся!

– Едем!

– Витя, вы… Отпустил руку, я сказала. Ты меня тащишь, что ли, куда?!

Она резко освободилась от Виктора Ивановича. Сделала пару шагов к краю тротуара и начала голосовать. Через секунду рядом остановился черный «Гелендваген». Она потянулась к двери, но Кирпичный и не думал успокаиваться. Он быстро подошел, что было удивительно для тяжелого тела, и дернул Нелли к себе. Она поскользнулась и лишь чудом не упала, вцепившись двумя руками в его плечо.

Кровь взорвалась в висках Антона. Адреналин залил тело через секунду. А еще через пять он добежал до них и с размаху, целясь в голову, кулаком влетел в скулу этому старому козлу – по-другому Антон никогда больше его не называл. Козел молча повалился.

– Ты? – Нелли, стоявшая в метре, была удивлена, но без радости.

Ее испуганный взгляд затуманивался: словно бы она смотрела сквозь него. Это продолжалось с минуту, вдруг оборвавшуюся криком Нелли:

– Эй! Эй, не надо!

– Что? – не понял Антон.

– Не надо! Стой! Они не вместе.

– Кто не вместе?

В этот момент он ощутил движение сзади – темное, молчаливое и стремительное – но повернуться не успел.

– Стой же! Стой! – это были последние слова Нелли.

Антон почувствовал уверенный, плотный удар по затылку чем-то тяжелым – железом или камнем – ноги подкосились, и черная мгла поглотила его в мгновение.

И есть несчастному надежда, и неправда затворяет уста свои.

Иов 5:16

Медленно открыв глаза, он понял, что лежит, видимо, на диване. На краешке, держа его за руку, сидела женщина. Та женщина. Нелли внимательно на него смотрела и молчала.

Антон повернул голову и огляделся: вокруг была светлая комната – обои под белый кирпич, такого же цвета огромный шкаф. С ним вяло контрастировали бежевые, раскиданные по углам кожаные кресла с диваном и пять здоровенных, расставленных в кремовые горшки полутораметровых пальм – искусственных и будто изнутри подсвеченных какими-то дизайнерскими диодами. Они же были и на потолке. На стенах в тонких рамках висели будто застывшие в безумных хороводах черно-белые треугольники. В лжекамине мерцал огонь. И больше ничего, кроме здоровенного телевизора, здесь не было. Антону не приходилось бывать в настолько стильных интерьерах. Дизайн казался «женским», но близким и милым, – по-настоящему понравился. И все выглядело дорого.

– Здесь классно. Цветы, обои. Да. Круть! Это вы сами сделали?

– Можно представить меня измазанной краской и с мастерком? Ремонт делают строители. А квартирка взята в аренду.

– Мне дико нравится. Я как дома. Чувство родного места.

– Чего? Прямо родного?

Она улыбнулась и взяла его за запястье, прощупывая пульс.

– Ну, пульс в норме. А здесь неплохо, это да. Чай-кофе будем? Или водичку?

– Спасибо.

– Что спасибо? Таращиться не надо. Да, ты у меня дома. По голове из-за меня прилетело, поэтому вот так.

– Чай. Я буду чай.

– Налью. И не волнуйся – я медучилище закончила. Ранка невелика и обработана. Понятно, почему мы здесь, а не в больнице? Там бы в коридорной очереди до сих пор пришлось сидеть. Да и скорую не хотелось ждать на холоде.

– Конечно! Спасибо.

– Как голова? Гудит? Болит? Что?

– Так, чуть-чуть ноет, – он дотронулся до затылка. – Там шишка.

– Небольшая шишечка есть. Пройдет.

– Если трогать, то болит, а так нет.

– Не надо трогать. И бояться не надо: ничего страшного нет.

– А дальше? – Антон приходил в себя, радуясь ее вниманию, неважно, искреннему или порожденному его мечтами. Она только с ним в эту минуту, и нет ничего важнее в мире.