Нелли снова бросила полный выдавливающего презрения взгляд на Антона.

– Ага, рада, – она не помогала парню. – Но я думаю, что мальчику есть чем заняться и без нас.

Таким пренебрежением в глазах, а сейчас и еле сдерживаемым сарказмом она, безусловно, старалась смутить Антона. А он не мог представить, почему не нравится, столь явно и неисправимо. Даже покраснел – стало душно от переживаний. Официантка принесла заказанный капучино, но прощание так и не придумалось:

– Вот ничего плохого в этом, наверное, нет, если я скажу до свидания. Мне правда пора. Спасибо за предложенный кофе.

Виктор Иваныч поднялся.

– Нее, – зарычал он. – Черт, ты сядешь или как? Ты нисколько не выпил! Ты понял?

Шуршание голосов вокруг прекратилось. На них снова начали смотреть.

– Сядь и молчи, – произнесла Нелли вполголоса. – Только сцен здесь не хватало.

Антон уселся. Толстяк похлопал его по плечу.

– Молодец, парень. Вот так. Поговорите пока, а я немного покемарю, что ли. Немного…

Он закрыл глаза и опустил голову. Нелли грустно посмотрела на него и развернулась, оказавшись лицом к лицу с Антоном.

– Извините, – сказал он тихо. – Я вижу, что вы не рады. Я просто сидел. Я…

Она недовольно дернула плечами.

– Как ты здесь оказался? Если дядя не придет в себя через несколько минут, ты его будишь и уходишь.

Она уставилась на какую-то картинку на стене кафе, как будто ничто другое ее не интересовало.

Антон начал приходить в себя. Кровь перестала бешено пульсировать в висках. Жар прошел. Нелли, несмотря на надменный и хмурый вид, продолжала казаться особенной женщиной, и он был счастлив сидеть рядом с ней.

– Хотите чизкейк? – предложил он, заметив перед ней тарелочку с крошками.

– Нет, спасибо. И не затрудняй себя смол-током.

Он снова смутился и рухнул в бездну непонимания такого беспричинно жесткого отношения к себе. Несколько минут они молчали. Виктор Иваныч сопел, сквозь дрему удерживаясь на стуле.

Антон взглянул на Нелли. Он думал, как изменить тупую и непонятную ситуацию – ну не красив он, ну не богат, и это видно, да. Ну прогнулся он перед другим мужчиной, чтобы не злить его – а настоящие женщины презирают хлюпиков, не готовых конкурировать до конца. Избегают таких мужчин. Но! Не настолько он неприятен, чтобы вызывать у Нелли тошноту. Да и глупо сидеть молча рядом с по-настоящему красивой женщиной.

– Не надоело пялиться на меня? Ладно. Вставай и иди, пока этот спит, – резко оборвала тишину Нелли.

Антон вдруг улыбнулся.

– Извините меня, но на вас смотреть прямо секс… И мне нечего больше делать.

Она раздраженно вздохнула:

– Туповат совсем, да? – и отвернулась.

Почувствовав внезапный прилив сознания и словно вдохновенный порыв, Антон начал цитировать вполголоса, как бы для себя:

Все в ней гармония, все диво,
Все выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей;
Она кругом себя взирает;
Ей нет соперниц, нет подруг;
Красавиц наших бледный круг
В ее сиянье исчезает.

Девушка не шевельнулась, но Антон чувствовал, что она еле сдерживает улыбку.

– Мы, наверное, больше не увидимся, – сказал он, – поэтому я скажу, что мне никогда не встречалась такая красивая женщина, как вы. Вы классная! Вы восторг! Вот.

Она повернулась и взглянула прямо в глаза. Что-то изменилось в женщине, она плеснула света на Антона, какой из ничтожного, скрюченного, обиженного и осторожного старичка стал превращаться в самого себя.

– Я знаю, что нравлюсь. И многим, – улыбаясь только взглядом, произнесла Нелли, – а ты странный. Или ладно – вы.

– Странный, потому что вы мне кажетесь красивой, и всё?

– Да ладно, и все! Больше ничего не надо? Или хочешь меня?