Московское управление, в которое мы прилетели, направило наши экипажи на Калининский, впоследствии Северо-Западный, фронт. Первые дни войны были для нашей страны необыкновенно тяжёлыми. На своих маленьких самолётах мы делали за сутки по 6–9 вылетов к партизанам: доставляли продовольствие и боеприпасы им, а также к окружённым нашим частям, а их в начале войны была масса, вывозили с поля боя раненых бойцов и офицеров, выполняли различные задания штаба фронта, так как железные дороги были разрушены врагом. Было тяжелейшее время для нашей страны, и иной связи, как наши маленькие самолёты, тогда не было. Особенно запомнилось такое задание. Когда мы с Лёшей прилетели на Калининский фронт, командир поручил нам слетать на место гибели самолёта ТБ-3, этого солидного бомбардировщика, упавшего в лес и сгоревшего. Мы всё выполнили – разыскали все сохранившиеся документы, из членов экипажа никого не было в живых, все трупы превратились в распухшие массы – страшное дело, но мы во всём разобрались и взлетели с просёлочной дороги. Как не запутались в массе проводов? А иначе взлетать было неоткуда – кругом леса и посёлки, но на наше великое счастье всё обошлось благополучно, и мы задание выполнили.

Незабываемым осталось базирование на аэродроме в Новгороде в начале войны, где каким-то чудом мы остались живы. Немецкий аэродром с «Мессершмиттами-109» прилегал к нашему аэродрому, и в большинстве своём на взлёт и посадку немцы заходили с нашего аэродрома. Они над нами просто издевались: разбомбили взлётно-посадочную полосу нашего аэродрома, чтобы нам невозможно было взлетать, а впоследствии налетали на стоянки наших самолётов и почти все их сожгли, а обслуживающих их людей или расстреливали, или засыпали грудами земли, образующимися в результате бомбёжек. Мы с Лёшей хотели взлететь с заданием к партизанам, а «мессеры» на бреющем полёте начали нас расстреливать трассирующими пулями. Мы видели их морды, такие смеющиеся и радующиеся победам над нами. А у меня никогда не было личного страха, да и времени-то на него не было – опасность постоянно висела над нами. Я ещё не успела сменить форму ГВФ, в которой вылетела с аэродрома в Нижнем Новгороде, на армейскую, и при налёте фрицев и расстреле нашего самолёта в своих брючках, кителе с погонами упала на землю рядом со своим самолётом и с остервенением мысленно направила свои угрозы в адрес стервятников! А пули свистели вокруг меня, и чудом ни одна из них в меня не попала и в Лёшу тоже – словно Бог хранил наши нужные для защиты Родины жизни. Налёт прекратился, и мы рядом с нашей разбитой взлётной полосой чудом взлетели для полёта к партизанам. А стервятники в воздухе снова на нас напали, и нам пришлось сесть на случайную площадку – на нашем маленьком самолёте это было возможно. Мы временно покинули свой самолёт, а когда всё утихло, выполнили задание – доставили груз партизанам – и вернулись на свою базу, в это огненное чудище, и так было постоянно при выполнении всех заданий. Война есть война, тем более это было её начало, когда преимущество было явно на стороне врага.

Впоследствии, покинув аэродром в Новгороде, мы перелетели к озеру Селигер в район Осташкова. Выполнив задание, возвращаемся на ночлег домой, а немецкие самолёты, появившиеся откуда ни возьмись, начинают по нам строчить. Часть людей убьют, ранят, а мы, уцелевшие во время налёта, оказываем помощь раненым друзьям. Возвращаемся к дому, в котором ночевали после выполнения задания, а от дома остался только ворох мусора, а среди него погибшие и заваленные мусором наши хозяева – бабушка и дедушка. Похоронили несчастных стариков, и снова на выполнение заданий. У меня даже сохранился снимок построения отряда перед выполнением боевого задания.