Нина обернулась, слишком поздно почуяв пристальный взгляд пустых глазниц. Расстояние между Ниной и ей сокращалось. Она настигала. Непринужденно и легко. Шутливо вальсировала от дерева к дереву, словно легкомысленная девица от кавалера к кавалеру, и напевала веселый мотивчик.
Нина попыталась закричать, но крик застрял в горле, вызвав сильнейший спазм в груди. Пританцовывая под собственное пение, она кокетливо прильнула к дереву. Следила за малодушным бегством – давала Нине фору, играла с ней, ведь что может быть хуже для хищника, чем слабая, безвольная жертва? А она была хищником. Кровожадным и жестоким. Мурлыкала бескровными губами песенку, пока Нина беспомощно семенила на месте, скользя по грязной жиже. Ее песня становилась все громче и неразборчивей, превращаясь в отвратительные горловые звуки.
Девушка в очередной раз обернулась и с мольбой устремила взгляд туда, где у обычного человека находились глаза. Она замерла и с интересом склонила голову набок. Разомкнула черные губы и выпустила из груди мерзкий звук, от которого Нина зажала уши и… распахнула глаза.
Комнату заливал солнечный свет, окрашивая мебель теплыми красками. Нина огляделась по сторонам, убедилась, что ночная преследовательница мирно покоится на соседней подушке, и, рывком сев на постели, выключила будильник.
– Проспала, – она на ходу скинула пижаму и бегом кинулась в ванную. Схватила расческу и принялась распутывать за ночь сбившиеся в комок волосы. Благо распутывать пришлось недолго – последние три года она носила короткую мальчишескую стрижку с длинной челкой. – На целый час опоздала, клуша! – ругала она между тем свое отражение в зеркале. – Ох и влетит же тебе от Георгия Денисовича, – но тут же пожала плечами – не впервой.
Быстро покончив с утренними водными процедурами, Нина вернулась в спальню и распахнула дверцы шкафа, откуда не глядя выудила джинсы с футболкой. Бодро напевая под нос мотивчик популярной песни, бросила мимолетный взгляд на стопку распечатанных накануне объявлений, и сердце привычно пропустило удар. Хорошо знакомые слова припева запутались на языке, и Нина поджала губы. Даже почти год спустя она продолжала ловить себя на мысли, что испытывает стыд за мимолетные улыбки и веселье. Стряхнув с себя морок, она принялась петь демонстративно громко в попытке задушить это пожирающее чувство вины.
– Вернется, – уверенно проговорила она, глядя на иссушенное лицо своего ночного кошмара. Усмехнулась и взяла в руки книгу, с обложки которой за ней наблюдали черные впадины глазниц. – Ну, здравствуй, ведьма старого дома, – примирительно проговорила девушка. – Снова преследовала меня всю ночь?
Нина открыла книгу на шестой странице и скользнула взглядом по мрачному рисунку, на котором белокурая девочка бежала по темному лесу следом за белым кроликом. Деревья на ее пути услужливо расступались, являя взору старинное кладбище. Надгробия фосфоресцировали в лунном свете, словно приглашали ребенка совершить ночной променад по костям.
…тихо прочитала Нина и захлопнула книгу. Выведенное алыми буквами имя на обложке заставило губы изогнуться в улыбке – Лилия Цветнова. Нина бережно вернула книгу на полку, где жались друг к другу томики, вышедшие из-под пера подруги. Несмотря на то что сама Лиля недолюбливала «Ведьму старого дома» и презрительно называла ее «профанацией» – рифма сбивается, ритм скачет, – Нина любила неуклюжую книжку нежной любовью, выделяла ее из прочих и каждый раз уговаривала подругу продлить права: ее приводила в ужас мысль о том, что «Ведьму» могут перестать издавать.