Но... трава на участке была удивительно зеленой. А небо над головой невозможно синим. Мягкие облака плыли над землей так низко, словно их можно было коснуться руками. Я даже не надеялась, что снова смогу увидеть такой пейзаж. Лежа в больнице, я была уверена, что умру до того, как наступит тепло.

Решительно нахмурившись, я дошла до калитки и вышла за пределы домика. Огляделась. Не было видно привычных столбов электропередач, которые были уже даже в самых глубинках. Не было привычной колеи на дороге от автомобильных колес. Дорога была пыльной и утоптанной, но имела следы только конских копыт да телег.

— Становится все интереснее, — пробормотала я себе под нос и вернулась на участок. — И где я?

Я посмотрела на здание — темное, деревянное, старое. Но, надо заметить, оно было красивым в свое время. Двухэтажное, широкое, да еще и с чердаком. Его можно использовать летом. Сушить там травы или яблоки на зиму. Точнее можно было бы, если бы дом бы не в таком ужасном состоянии. Даже как-то жаль смотреть на него. В былые времена, я уверена, это было замечательное место — даже наличники были прекрасными. Только уже прогнившими.

Возвращаться в пыльный дом мне совершенно не хотелось. Поэтому, заметив тропинку, ведущую за дом, я, не задумываясь, направилась по ней. И замерла, услышав яростный спор двух детей. Они ссорилась, кажется, на кухне. Мальчик и девочка.

— И почему ты просто не прогнала ее, как только она очнулась?!

— Но ведь... — голос Евы я узнала. — Она плохо себя чувствует! И ей надо поесть, прежде чем уходить!

— Ты хочешь отдать этой богачке нашу еду? — голос мальчика стал опасно тихим.

Я много лет занималась с детьми. Мне встречались дети и из неблагополучных семей. Поэтому я знала, что значила эта интонация, и пока все не дошло до драки, я быстро схватилась за раму окна и распахнула ее. Само окно было по мою макушку, поэтому дети меня не видели, но должны были отчетливо слышать мой голос.

— Прекратите ссориться. Я сейчас приду к вам. И лучше бы вам оставаться на месте, молодые люди.

Мой строгий голос в этом теле не был столь впечатляющим. Но, я надеялась, дети меня послушались. Не теряя ни секунды, я вернулась к крыльцу, с трудом распахнула дверь и пролезла внутрь. Кухня была сразу по правую сторону от входа. Войдя внутрь, я оглядела помещение.

Старая, местами сломанная мебель. Лишь небольшой островок со стульями и рабочим столом выглядели чистыми. Дети как раз стояли около стола.

Я медленно перевела взгляд на них. Ева отводила глаза и смотрела в сторону. А вот мальчишка — черноволосый, загорелый и зеленоглазый смотрел на меня враждебно. Он выглядел немного старше Евы. Я могла бы дать ему лет десять. Но, если брать во внимание их слова, вероятно дети частенько голодали. Скорее всего, они все старше, чем выглядят.

— Убирайтесь из нашего дома! — резко сказал мальчик, непроизвольно заслонив Еву плечом.

Сердце кольнуло. Смотря в эти зеленые глаза, я могла отчетливо увидеть себя. Его осунувшееся лицо, тонкие кисти, торчащие из под грязной, местами ободранной кофты, и этот взгляд маленького волчка — все это мне было так знакомо. Я была точно такой же, когда на мои плечи обрушилась ответственность за младших. Скорее всего, этот мальчик большую часть еды отдавал другим. И старался. Старался. Старался.

— Малыш, скажи, как тебя зовут? — спросила я, отодвигая стул и садясь на него.

— А тебе какая разница? Ты пришла в себя и теперь можешь уходить! — резко ответил мальчик.

— Не могу, — я покачала головой и дотронулась до повязки. — Видишь ли, мне кажется, я потеряла память.