» После скандала Лебедев-Кумач переписал указанное четверостишие: «День уходит, и прохлада освежает и бодрит, отдохнувши от парада, город праздничный гудит…»
С огромным удовольствием Абрам Рувимович показал книжку своих стихов «Бубен дня», изданную в Екатеринославе в 1922 году, а потом корректуру книги стихов, которая вот-вот должна была выйти в Хабаровске. Тираж – 150 экземпляров. «Но для книги стихов большего тиража и не надо. Первое стихотворение я написал в семь лет, – похвастался он, – а последнее на днях.»
Что чувствует человек, проживший на свете 100 лет?
Только ли бремя огромных потерь, фантастически бесконечных потерь, потерю всех людей, с которыми был близок?
Не знаю. Абрам Рувимович не вызывал такого впечатления.
Когда я уходил он весь приподнялся в кресле. Он сиял. Он светился изнутри. Его интересовало только будущее. Может, сто лет он прожил ради этого вопроса. «Сколько, вы говорите, летят самолеты в Москву из Новосибирска? Четыре часа?» Он замечательно выдержал паузу и выдохнул с восторгом истинного провидца: «Попомните, молодой человек! Когда-нибудь они будут летать быстрее!»
2
«…За антилысенковский роман «Остров Таусена» меня лаяли во всех органах прессы, включая «Литературу в школе» и «Естествознание в школе», – писал мне Абрам Рувимович в августе 1988 года. – Результатом было надолго отлучение меня от печати и от всех способов заработка. Берия меня тоже не обошел вниманием, но, к счастью, поздно вспомнил обо мне: взяли 13 февраля 1953 года, а выпустили 31 декабря того же года.
Какие обвинения мне предъявили при вожде?
Сначала, что я хотел убить его и Маленкова.
Это, конечно, не удалось хоть как-нибудь доказать.
Потом – в клевете. И что я не соглашался с докладом Жданова о литературе. Воображаю, как смеялись над этим пунктом в Верховном суде! Все же дали мне 10 лет с последующей высылкой, и вполне мог бы их реализовать, если бы в начале марта не произошло важнейшее событие (смерть Сталина), после чего меня реабилитировали, правда, только к Новому году.»
ОТСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ: СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ
Не метод, конечно.
Мы немало спорили об этом с Борей Штерном.
Он даже целую книжку написал о соцреализме, называлась «Лишь бы не было войны». Не метод, не метод, пришли мы с ним к мнению. Скорее, образ жизни, образ мышления. Как писал Трофим Денисович Лысенко: все в природе связано и взаимосвязано. Когда человек что-то долго твердит вслух, он и поступать начинает соответственно.
Один мой добрый старший товарищ (назовем его Саша), с юности был вхож в самые высокие кабинеты. Такая карма. Как-то сидел с генсеком советского комсомола, курил американскую сигарету, пил колумбийский кофе, прихлебывал из рюмочки французский коньяк и философствовал о вреде низкопоклонства перед всем иностранным. Вдруг вошла секретарша. Из солнечного Узбекистана, радостно сообщила она, прибыл Хаким, комсомолец-ударник, определенный на трехмесячную учебу в Москву. Есть мнение: Хакима обустроить, чтобы он вернулся в солнечный Узбекистан с горячим приветом от столичного комсомола.
«Пусть войдет. Минут через десять», – кивнул генсек.
И пояснил другу Саше: «Из всех республик едут. Всех устроить надо. В Москве лучше, чем на уборке хлопка или на постройке канала. Но кадры готовить надо.»
Когда Хаким вошел, наконец, генсек работал.
То есть, перед ним лежали бумаги, а в хрустальной пепельнице дымила отложенная сигарета. Увидев такое, Хаким упал духом: вот он как не вовремя! Вот он как мешает генсеку думать о делах советского комсомола, отнимает у генсека драгоценное время! Как же найти правильный подход? Как повести беседу, чтобы Москва не оказалась городом на одну неделю?