– писал в предисловии к «Лоции будущих открытий» доктор философских наук В. А. Чудинов. – Иными словами, мы привыкли к отображению науки в искусстве через взгляды некоторого конкретного субъекта, пусть даже выдуманного писателем. Но имеет ли право литератор судить о глубоких тайнах мироздания от лица собственного авторского Я? Примеры такого подхода все еще крайне редки в мировой культуре. А между тем они обогащают наши представления не только в плане постановки тех или иных научных проблем, но и в плане чисто человеческой заинтересованности и эмоциональности – искусство не привыкло скрывать своих чувств. Или, говоря иначе, искусство не стесняется быть человечным. Самое интересное в лежащей перед нами книге – автор осмеливается строить гипотезы. Более того, он пытается построить некоторую систему природы, некоторую универсальную таблицу, охватывающую и природу, и общество, и человеческое мышление – он пытается своими средствами решить философскую проблему единства природы!»

«На рассуждения о науке, на споры со специалистами меня вынудила обстановка в фантастике эпохи «на грани возможного», – объяснял сам Георгий Иосифович в своем «Юбилейном отчете» (1987). – Тогда считалось, что научная фантастика должна быть в первую очередь и в основном – научной. Поэтому все наши произведения давались на рецензию специалисту, желательно со степенью. И избранный кандидат, оправдывая свою научную солидность, требовал для осторожности урезать фантастику, повышать спортивные рекорды не втрое, а на три секунды, не тучи перегонять, а планомерно организовывать снегозадержание, тополь выращивать не за три недели, а на метр в год, на полтора от силы. И не оставалось фантастики. И в результате я, ревностный защитник небывалого, вынужден был прилагать к повести пояснительную записку с цитатами, ссылками, формулами и расчетами, показывающими, почему именно я считаю возможным, несмотря на такие-то и такие-то формулы, соображения и возражения, все же допустить, предположить, что в дальнейшем, по мере развития научно-технической мысли и т. д. Со временем я привык писать эти пояснительные, даже заготовлял их заранее, приступая к новой вещи, потом стал публиковать в виде отдельных статей-гипотез.»

«…Когда обратился к фантастике? В детстве. Почему? Склад ума такой. Дети народ искренний. Их не заставишь залпом глотать скучное. Я был преданным подписчиком «Всемирного следопыта», Беляева читал с упоением порционно – «продолжение следует». Приятели мои увлекались Конан-Дойлом или Фенимором Купером, я предпочитал Жюля Верна. Первую научно-фантастическую повесть написал в восьмом классе. Называлась «Первый гритай». Родители моего героя умирали от зноя в жаркой пустыне, зной повлиял на их гены, и родился у них урод-уродом, большеголовый и лупоглазый. Но потом оказалось, что этот урод – талант, умница, и даже не человек, а представитель нового вида, следующего звена. И до чего он додумался? Решил уничтожить человечество, чтобы освободить землю для себе подобных – гритаев. Пришлось автору его убить. Повесть, конечно, не была напечатана. А теперь вообще думаю, что злость и хитрость – оружие бездарных и слабых, а могучий разум должен быть добрым. Он и себя обеспечит и другим поможет.»

«…В ноябре 1945 демобилизовался, решил стать писателем, – (письмо от 26. VII. 1988). – Первые месяцы после войны у людей были наивные надежды на вольности в печати. Начиналась мирная жизнь. Открывались журналы. Фантастику даже просили. Думаю, сыграла роль атомная бомба. Реальностью оказались фантазии, а фантастики не было. Мой приятель и соавтор (Г. Ясный) организовал свидание с редактором «Огонька» Сурковым. Сурков выслушал в пол-уха, сказал: «Ну, давайте!» – и забыл. Но уже в феврале повесть «Человек-ракета» была готова. В апреле ее приняли в Детгиз, в июле она прошла по радио, в ноябре-декабре была напечатана в «Знание – сила», в июле следующего года вышла отдельной книжкой, в августе, кажется, была одобрительная рецензия Л. Гумилевского в «Литгазете», а в уже декабре – разгромная, в «Культуре и жизни» – «Халтура под маркой фантастики». Дело в том, что повеяли холодные ветры. Дошла очередь и до фантастики