Священнику захотелось узнать это, и он спросил у Торнпипа:

– У вас в ящике, верно, еще одна собака?

Торнпип посмотрел на него, нахмурившись, находя его вопрос лишним.

– Что там есть, то и есть! – ответил он. – Это уж мое дело… И я не обязан никому объяснять…

– Положим, вы не обязаны, – заметил священник, – но мы-то имеем право предполагать, что собака приводит в действие механизм.

– Ну да, собака! – сказал угрюмо Торнпип. – Собака во вращающейся клетке… И сколько я потратил времени и терпения, чтобы ее выдрессировать! А велика ли выгода? Мне, верно, не дадут и половины того, что платят священнику за мессу!

В ту минуту, когда он произносил эти слова, механизм, к великому огорчению публики, остановился. Торнпип хотел было уже закрыть ящик, объявив, что представление окончено, как вдруг аптекарь обратился к нему со словами:

– Не согласитесь ли вы дать еще одно представление?

– Нет, – грубо отрезал Торнпип, видя устремленные на него со всех сторон подозрительные взгляды. – Даже если бы вам предложили за него два шиллинга?

– Ни за два, ни за три! – вскричал Торнпип.

Он только и думал теперь, как бы поскорее уйти, но публика не желала его отпускать. Когда по знаку хозяина собака собиралась уже тронуть тележку, из ящика вдруг раздался жалобный стон, сопровождаемый рыданиями.

Торнпип, вне себя от ярости, повторил уже не раз пущенное им в ход ругательство:

– Да замолчишь ли ты, собачий сын!

– Там вовсе не собака! – воскликнул священник, удерживая тележку.

– Собака! – упрямо возразил Торнпип.

– Нет! Это ребенок!..

– Ребенок, ребенок! – закричали все.

Что за перемена произошла мгновенно в сердцах зрителей! Любопытство сменилось чувством сострадания. Как! Внутри ящика, оказывается, был ребенок, которого били хлыстом, когда он выбивался из сил и не мог больше двигаться в клетке?!.

– Ребенок, ребенок! – закричали еще энергичнее жители Уэстпорта.

Положение Торнпипа было незавидным. Он попытался вырваться, толкая тележку сзади, но бесполезно: булочник крепко схватил ее с одной стороны, москательщик – с другой.

Такого переполоха королевский двор еще не видывал! Принцы повалились на принцесс, герцоги опрокинули маркизов, первый министр упал, вызвав падение всего министерства, – словом, произошло такое смятение, какое могло случиться в Осборнском дворце лишь в том случае, если бы остров Уайт подвергся землетрясению.

Торнпип отчаянно сопротивлялся, и все же его быстро утихомирили. Все без исключения принимали в этом участие. Тележку обыскали, и аптекарь, протиснувшись между колесами, вытащил из ящика ребенка.

Да, это был малютка лет трех, бледный, тощий, болезненный, с исполосованными хлыстом ногами, еле дышащий…

Никто в Уэстпорте не знал этого ребенка.

Таково первое появление Малыша, героя этой истории. Каким образом он очутился в руках злодея, не приходившегося ему отцом, узнать было непросто. Правда же состояла в том, что малютка был подобран Торнпипом девять месяцев тому назад на улице одной из деревень графства Донегол, и к чему приспособил его этот варвар, нам уже известно.

Одна из женщин взяла ребенка на руки и старалась привести его в чувство. Остальные столпились вокруг. У него было интересное, умненькое личико, у этой бедной белочки, принужденной вертеть клетку под ящиком с куклами, чтобы зарабатывать себе хлеб. Зарабатывать хлеб… в его-то младенческие годы!

Наконец мальчик раскрыл глаза и вздрогнул, увидав Торнпипа, который приблизился, крича злобным голосом:

– Верните его мне!..

– Разве вы его отец? – спросил священник.

– Да, – ответил Торнпип.

– Нет, нет!.. Это не мой папа! – закричал ребенок, вцепившись в женщину, державшую его на руках. – Он вам не принадлежит! – вскричал аптекарь.