Единственное, что мне понравилось, – это снимок Робика[1] в жёлтой майке лидера на обложке; там говорилось, что он собирается выиграть «Тур де Франс». Мужчина, который до этого молчал, увидел, что мы перестали читать, и заговорил с папой.

– Вы здесь из-за ребёнка? – спросил он.

Папа ответил, что из-за нас обоих.

Мужчина сказал, что не надо бояться, зубной врач очень хороший.

– Что вы! Мы и не боимся – правда, Николя?

Я был очень горд папой и сказал, как он:

– Что вы!

Тогда мужчина сказал, что мы правы, что у этого дантиста лёгкая рука, что тот ему делал операцию, когда надо было вскрывать дёсны, и он почти ничего не почувствовал, и рассказал кучу подробностей. Я заплакал, прибежала девушка, которая открывала дверь, и дала нам по стакану воды, потому что у папы вид тоже был невесёлый.

Тут зубной врач открыл дверь и сказал:

– Следующий!

Мужчина, который рассказывал нам про операцию, вошёл в кабинет, улыбаясь.

– Вот видишь, – сказал папа, – он не боится, и нам незачем.

Папа снова потянулся за журналом, но тут дантист снова открыл дверь, и мужчина вышел, по-прежнему улыбаясь.

– Как?! – закричал папа. – Вы уже всё?!

– Ну да, – ответил мужчина, – я пришёл заплатить. Теперь ваша очередь, бедный мой старина!

И он ушёл хохоча.

– Следующий, – сказал врач, – и, пожалуйста, побыстрее, у меня сегодня очень напряжённый день.

– Мы зайдём в другой день, – сказал папа, – когда у вас будет больше времени; мы не хотим вам усложнять жизнь. Верно, Николя?

Я уже был у выхода, когда дантист сказал, что не надо валять дурака и бояться нам нечего. Папа сказал, что он вовсе не боится, что он был на войне, и втолкнул меня к врачу первым.

В кабинете было полно белых блестящих аппаратов и большое кресло, как у парикмахера.

– С кого начнём? – спросил дантист, моя руки.

– Начните с малыша, – сказал папа, – у меня есть время.

Я хотел сказать, что у меня тоже куча времени, но зубной врач взял меня за руку и усадил в кресло.

Доктор был очень добрый, он сказал, что не сделает мне больно, что положит всего чуть-чуть массы в дырку одного зуба, что я наверняка ем слишком много сладкого, но он даст мне карамельку, если я буду хорошо себя вести, пока он мной занимается. Он велел мне открыть рот, посмотрел внутрь, поскрёб немного, а потом приблизил штуковину с маленьким колёсиком, которое очень быстро крутилось. Папа вскрикнул, когда дантист залез мне в рот этой крутилкой. От неё у меня немного дрожала голова. Потом доктор заделал массой зуб, промыл мой рот, сказал: «Вот и всё!» – и дал мне конфету. Я был страшно доволен.

Зубной врач сказал папе, что теперь его очередь. Но папа сказал, что уже поздно и ему ещё надо много куда успеть. Дантист засмеялся и сказал, что надо быть серьёзнее. Я не понял, почему он это сказал, потому что я ещё никогда не видел папу таким серьёзным, как сегодня.

Папа поколебался, потом медленно пошёл к креслу.

– Откройте рот! – сказал доктор.

Папа, наверное, думал о чём-то своём, потому что врач повторил:

– Откройте рот, а не то я применю силу.

Папа послушался. Я разглядывал фотографии зубов, которые висели на стене, и вдруг услышал громкий крик. Я обернулся и увидел, как доктор трясёт рукой.

– Ещё раз укусите меня, и я вам вырву первый попавшийся зуб!

Папа сказал, что немного нервничает. Дантист взял своё колёсико, и я предупредил папу, чтобы он был осторожнее, потому что от этой штуки немного дрожит голова. Тогда уже закричал папа, и врач попросил его успокоиться, потому что это плохо влияет на пациентов, сидящих в приёмной. В общем, с папой всё было недолго и хорошо, если не считать того, что он стукнул дантиста ногой по колену. Папа встал с кресла улыбаясь.