Отступаю ближе к гардеробу.

- Мужчина? - он изгибает бровь. - Ты меня узнала. Я вижу.

- Нет, я вас не знаю. В чем дело? - вытягиваю шею, избегаю пристального взгляда его темных глаз, а сердце так тревожно тянет в груди. - Чего нужно, мелочи хотите? Мелочи нет. Идите к переходу, там подают.

- Слушай, малыш, это не смешно, - говорит он, и все равно усмехается. Его влажные волосы блестят, отражают свет лампы. Собой он заслоняет мне холл, как стеной загораживает меня, отрезает от потока студентов. - Столько времени прошло, мы нормально можем поговорить? Я думал о тебе. Часто.

- С кем вы будете разговаривать, гражданин? - не сдерживаюсь, руки сами сжимаются в кулаки. - С малышом? Или, может, имя мое знаете?

Он молчит. Конечно. Он запомнил только летнюю ночь и веселую девчонку в черном платье с белым фартучком, с красной ленточкой выпускницы через плечо.

Банты запомнил белые.

И красные воздушные шарики.

Набережную, и черное небо, в которое стреляли хлопушки.

А мое имя ему тогда было не нужно.

- Егор, - невозмутимо представляется он сейчас, когда у меня уже дочь от него есть. И протягивает мне широкую ладонь.

Для рукопожатия.

- Я же сказала, - внутри все клокочет от возмущения. - Идите к переходу деньги клянчить, я не подаю, - складываю руки на груди.

Тут же сбоку вырастает Рита. И, не успевает он ответить, как она быстро шлепает в его раскрытую ладонь кожуру от банана.

- А поела и думаю - где мусорка? - заявляет подруга. - А она вот она. Кис, идешь?

Она ни мне, ни ему опомниться не дает, хватает меня за куртку и утягивает у него из-под носа.

❤️❤️❤️

семь лет назад, конец июня

- Господи боже, - смешно причитает папа и нервно сжимает руль, - матерь божья.

Лопаю пузырь жевательной резинки и утыкаюсь в экран телефона. Листать ленту соцсетей интереснее, чем ехать на ужин, где мы будем знакомиться семьями.

Мы с папой. И его невеста Маша с сыном.

У Маши свой салон красоты. А ее сын Егор - студент, будущий журналист, красавец и умница.

А я...

- Нет. Нет. Ты в таком виде никуда не пойдешь, поняла меня, Варя? - решает папа и паркуется возле ресторана. - Живо вышла на улицу, - цедит он.

Да пожалуйста.

Вообще отлично.

Я на этот ужин и не собиралась, что я там забыла?

Наоборот, сегодня мы с одноклассницами договорились в парке на скейтах покататься. А вместо этого папа поставил меня перед фактом: вечером будешь сидеть в ресторане и улыбаться Маше и ее сыну.

То есть чужим людям.

И делать вид, что будущие члены нашей семьи мне жутко нравятся, видимо, тоже надо.

Спускаю ноги в рваных кедах на асфальт. Жую жвачку и сдуваю упавшую на лоб фиолетовую прядку волос.

Прядка длинная, доходит мне до подбородка. На закатном солнышке она так переливается, я просто в восторге.

Лишь сегодня днем была в салоне, и мне сделали эту стрижку - короткий ежик волос сливого отлива, хохолок на макушке, и вот эта вот прядка.

Я в восторге.

А папа в бешенстве.

- Значит, так, - он обходит машину. Видит, что я открываю заднюю дверь и достаю оранжевую сумку со скейтбордом. И у него глаза лезут на лоб. - Я твою эту доску в щепки сегодня расколочу молотком, - обещает он и смотрит на вывеску парикмахерской неподалеку от ресторана. - Пойдешь сейчас туда, - приказывает он мне. - И потребуешь смыть с тебя всю эту, тьфу ты, - он смотрит на мою прическу и машет рукой.

Вешаю на плечо чехол со скейтом и мотаю головой.

- Это красиво, папа. Почему я должна...

- Маша! - гаркает он вдруг и распахивает руки для обьятий. И стремительно шагает к яркой высокой блондинке, что элеганто выходит на улицу из красной мини-машинки неподалеку от нас.