– Я постоянно до тебя дотрагиваюсь. Разве ты не заметила? – он посчитал этот вопрос естественным, ответил легко и даже весело.

Вероника посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

Разве могла она – любимица публики – признаться, что ловит чужие объятия как самая голодная. Она знала, что сама провоцирует мужчин повышать градус отношения к ней. Она понимала, что делает это нарочно. Она давно не переходила грань дозволенного, как будто играя сама с собой в игру «Сорвусь, или выстою?». Сейчас в ещё не совсем нагретой машине ей хотелось, чтобы Рома расстегнул ремень безопасности и сожрал бы её своими поцелуями. Она инстинктивно провела пальцами по губам, живо представила, как бы это могло быть, и выдохнула.

Это было невозможно терпеть. Вероника постоянно хотела физического удовольствия и постоянно себя сдерживала. Она доводила мужчин до исступления, но всегда оставалась недоступной. Эта игра и помогала ей – так её тело понимало, что оно желанно, но и истязала её – всё чаще это становилось невыносимым. Это было похоже на изощрённый мазохизм, который причинял ровно столько же боли, сколько и морального удовольствия. Как лекарство, без которого сразу поедет крыша.

Пробка стала заканчиваться, чёрная ромина машина начала двигаться быстрее. Потом – ещё быстрее. И вот он смело нажал на газ, и они полетели… насколько возможным было лететь по занесённой первым снегом дороге.

На работу всё равно опоздали. Вероника уже была готова спокойно слушать нытьё начальника про то, что она совсем озвездилась, раз решила, что ей можно приходить, когда вздумается, как услышала, что крики из нюс-рума вовсе не про это. Они с Ромой уже были у двери большого журналистского кабинета, как дверь открылась и оттуда вылетела плачущая корреспондентка в ультракороткой юбке.

– Там планёрка? – Ника пришла в ужас от собственной догадки. Зайти в кабинет опоздавшей, да ещё и во время общего сбора, было равносильно выговору.

– Давай вообще не пойдём, – это прозвучало как перед уроком в школе, когда ученики не выучили домашку, а учитель решил провести контрольную.

Вероника даже была готова согласиться на это, как дверь, которая успела автоматически закрыться, снова резко распахнулась, за ней появился Дима, который вчера благополучно бросил монтаж. Лицо его было маньячно свирепым. Под глазами были синие мешки – верный признак затянувшего ночного гулянья, залитого вёдрами крепкого алкоголя. Он собирался прошагать мимо, но увидел Нику и ударил её по лицу. От неожиданности она даже не вскрикнула, а отлетела к стене, не устояла на каблуках и больно упала на пол. Из носа полилась вишнёвая кровь. Её было так много, что рука, которой она машинально решила вытереться, сразу стала тёмно-бордовой. Вероника испугалась и закричала.

Через секунду она смутно увидела, как Рома колошматит монтажёра. Дима пытался дать сдачи, но ярость первого была настолько неудержимой, что он просто кулаками что есть силы бил его куда придётся. Ника плохо соображала. Кровь разлилась по жакету, заблаговременно снятая дублёнка валялась где-то в углу коридора, лицо ужасно болело.

Вся эта сцена заняла меньше минуты, и вот уже сотрудники сбежались. Кто – помогать Нике, кто – разнимать Рому и Диму.

– Что происходит? – Ника наконец собралась.

– Медведь узнал, что твой фильм монтировал не Дима… – Полина Агатова пыталась вытереть кровь с лица Ники, но она не останавливалась. Её длинные ярко красные волосы добавляли жути в общую картину. Издалека могло показаться, что женщина сидит на полу и из неё по жакету ручьём течёт кровь.

– Как он узнал? – перебила её Вероника, кровь попала в рот, и она снова машинально вытерла её рукавом.