– Такое здесь часто случается. Этот парень – типичный пример: у него язва желудка, он ее получил во время службы в армии, от плохого питания. После армии у многих ребят развиваются гастриты, а потом и язвы. А вдобавок к этому почти все они – хронические алкоголики, как все мужики здесь. Вот этот наш больной накануне напился вдрызг, и у него началось кровотечение. Наверное, помрет.

Для нас это звучало ужасно, мы вытаращили глаза:

– Неужели его нельзя спасти?

– Спасти его может только ушивание язвы или резекция желудка, но делать операцию в таком состоянии невозможно – он помрет на операционном столе. Сначала надо остановить кровотечение и потом подождать, когда повысится гемоглобин крови.

Больному давали кровоостанавливающие средства, какие были в больнице, – не помогло. Пришел спокойный Василий Иванович:

– Опять? Ну, таких-то у нас много бывает. Надо вот что сделать: попробуйте-ка по-старинному – давайте ему глотать лед, много льда – чтобы охладить желудок.

В больнице был один холодильник для хранения консервированной крови, лед он не производил. Мы с Вахтангом бегали за льдом в погреб во дворе, откалывали куски от больших ледяных кубов, крошили их на мелкие кусочки и впихивали в рот почти умирающего Саши. Ничего не помогало. Амбарцум развел руками:

– Есть только одно последнее средство – перелить ему свежую кровь, прямо от донора. Это помогает. Но у него первая группа крови, и нужен «свежий донор» с такой же группой. Где его возьмешь?

У нас с Вахтангом была первая группа, мы переглянулись:

– У нас первая группа, мы дадим свою кровь.

Амбарцум удивился, а Василий Иванович пытался нас отговорить:

– Вы, ребята, вот что: вы не горячитесь, подумайте. Такой способ, конечно, есть, но ведь это его не наверняка спасет – это только попытка.

– Все равно – мы хотим дать свою кровь.

В операционной нас по очереди положили на каталки, параллельно с больным Амбарцум наладил систему перекачивания крови и вставил в вены нам и больному толстые иголки.

Мы лежали и смотрели, как он с операционной сестрой Верой выкачивали из нас по триста кубических сантиметров крови и тут же перекачивали больному. И действительно, кровотечение остановилось. Все в операционной радостно переглянулись, Амбарцум крепко пожал нам руки, Василий Иванович улыбался в усы, а операционная сестра сказала:

– Спасибо вам за доброе дело. Вы будете хорошими докторами.

Нам дали два свободных дня – гулять на свежем воздухе. Девушки подкармливали нас маслом и сметаной с базара – даже сделали перерасход. А больница заплатила нам по сто пятьдесят рублей, как полагалось донорам. Это была бы неплохая подмога общему бюджету группы, но мы узнали, что нашему больному нужны антибиотики, а их в больнице нет. Зато в железнодорожной аптеке они были. Мы пошли и на те деньги купили антибиотики. Девушки сначала было даже рассердились, но, узнав, сказали:

– Молодцы, правильно сделали. А что сказал вам этот ваш, как его – Амацур? – они так и не научились произносить имя Амбарцума, да еще с отчеством – Саркисович.

К нашей радости, больной поправлялся с каждым днем. В больнице на нас смотрели с уважением, операционная сестра нам улыбалась. Но мы с Вахтангом героями себя не чувствовали – если было у нас удовлетворение, то только тем, что мы исполнили наш врачебный долг. И я так и записал в производственном дневнике: «Этот случай был для нас главным уроком практики: бороться за жизнь больного надо всеми средствами до самого конца».

* * *

По воскресеньям в городе был базар: со всего района на базарную площадь съезжались подводы с товаром. Это было живописное зрелище – хотя и без большого выбора, но там продавали все, чего никогда не было в магазинах: овощи, зерно, кур, гусей, уток, мед, коз, баранов, коров, льняные ткани, шерсть и разную сельскую утварь. Девушки велели нам купить мешок картошки. Мы «толкались» по базару и увидели, что с одной из подвод продавался большой белый красавец-гусь. И недорого – всего за тридцать рублей. Павел Шастин предложил озорную идею: купить гуся и удивить наших девчат. Действительно, это было бы совершенно необычно для нас, горожан.