Рассказывая всё это Макару, я словно вернулась в то время, в ту комнату, куда они затащили меня и, привязав к батарее, как собаку, издевались несколько долгих часов.
Не замечала, что по щекам текут слёзы, а Макар из заботливо утирает. Не чувствовала вообще ничего, лишь боль, что снова вернулась.
Для меня самой странно, что смогла снова не шарахаться прикосновений. Именно прикосновения Макара меня не пугают. Странно, что это не изменилось даже после его поступка…
Я захлебывалась слезами, душил ком в горле, но продолжала рассказывать. Всё в подробностях. Я помнила их смех, каждое вторжение в меня и мерзкие стоны. И это всё сейчас изливала Макару — человеку, что поступил со мной почти так же.
— Хватит, — он попытался заставить меня молчать, но я продолжала.
Слова лились сами вместе с моей болью и страхами.
— Я сказал, хватит! — сильно встряхнул за плечи и я, наконец, пришла в себя. — Достаточно! Смотри на меня! — схватил за подбородок и заставил поднять на него взгляд. — Никто не посмеет даже посмотреть на тебя! Я разорву на куски каждую мразь, что посмеет хотя бы подумать о тебе! Никому не дам! — голос рычащий, как у зверя.
Резко притянул к себе и обнял. Так крепко, что кости захрустели.
— Моя!
___________________________________________________________________________________
Тёмная — коллективное избиение, характерная особенность которого состоит в том, что жертву лишают возможности видеть, кто её бьёт (например, накрывают одеялом), а затем наносят удары.
12. ГЛАВА 11
Пахом наблюдал за Лавром, и то, что видел — категорически не нравилось. Макар стал уязвим из-за этой девчонки. Всего пару дней знакомы, а уже успел отхватить дроби в спину и обрел взгляд помешанного психопата. Дурдом, если честно. Это никуда не годится. Только сам Лавр так не считал и явно не был согласен с тем аргументом, что он в дерьме. Лучше бы бухал, честное слово!
— Лавр… — начал осторожно, но мгновенно был заткнут.
— Я не пациент, ты не доктор. Не надо меня лечить, — Макара на части разрывало от злобы.
Он бы сейчас всех и каждого на запчасти разобрал. Рвал бы на куски, пока одни ошметки не останутся. Всех. Начиная с директора детского дома и заканчивая малолетними ублюдками, что за свою несчастную судьбинушку на девочках беззащитных отрываются.
Перед глазами лицо Аси, заплаканное, измученное, глаза пусты, а губы дрожат от рыданий.
— Блядь! Блядь! Блядь! — долбил кулачищем по панели и Пахом пожалел, что сам не сел за руль.
— Ты полегче, вон спина опять кровоточит. Давай в больницу отвезу?
Макар отмахнулся и пролетел на красный свет, отчего Пахом покрутил пальцем у виска. Правда, мысленно.
— И что, деду на тормозах всё спустишь?
Лавр невесело хмыкнул. Да, ему сейчас для полного счастья Аси осталось только старика её ушатать. Вот тогда точно можно забыть о ней.
Если серьезно, то после рассказа девушки у него ум за разум зашёл. Он, конечно, сам догадался, что не всё там так просто, не сама она дала. Но не думал, что настолько «непросто»!
Даже не понял, как ушёл из коммуналки. Даже куртку не надел. В Асины глаза смотрел, шептал ей что-то на ушко. Что-то маловажное, дребедень какую-то. А сам мысленно купался в крови мразей, что на девочку его позарились. Что ручищами своими трогали её. Из-за которых так плачет она по ночам.
Летел по трассе, нарушая всевозможные правила дорожного движения. Был так напряжен, что швы на спине разошлись.
Пахом никогда не был трусом, но даже он вжался в спинку сиденья и замолчал.