– Мой авторитет так не подрубишь, – осклабился Клёк. – Просто у меня сегодня хорошее настроение…

– Значит, пусть живёт? – уточнил Шкворень. Клёк кивнул. Шкворень, раскланявшись перед Костей, вкрадчиво произнёс, сменив голос.

– Живи пока… Но учти, настроение у Гриши может меняться… – правда, Гриша? – и он заискивающе заглянул Клёку в глаза.

– Может и поменяться, – проговорил тот в тон сказанному.

– А что в этом хорошего, Гриша?..

– А ничего в этом хорошего и нет… одна, друг, дрянь, – ответил ему Клёк.

– Правильно, Гриша! – и маленький поднял указательный палец вверх.

Дружаны, после этих слов, пошли дальше, дразня деревенских собак, а те с остервенением лаяли и прыгали в глубоком снегу не в силах сорваться с цепей.

– Ты чё, Клёк, мне не помог? – спросил обиженно дружка Шкворень, когда они отошли от Кости и Нюшки, – авторитет ведь не купишь!

– Не лезь на рожон. Я видел, как он ловко уклонился при твоём нападении и тем самым помог тебе оказатся физикой в сугробе, реакция хорошая. Думаю, что он спортом занимается, а вот каким – не знаю. Не кипишись… в другой раз встретимся, без свидетелей, никуда он от нас не денется.

– А ты ничего, смелый, – заметила Нюшка.– Это Клёк и Шкворень. Они всегда так выпендриваются и комедии разыгрывают. У Клёка отца нет, а мать выпивает, вот он и такой. Его дружок – Шкворень из очень даже здоровой семьи. Отец у него – заведующий фермы, не пьёт, степенный, на доске почёта, а сынок непутёвый.

– Значит, семья не совсем благополучная, раз сынок такой.

Нюшка задумалась над Костиной фразой, и больше не сказала ни слова, а Костя, оттолкнувшись обеими палками, быстро пошёл в сторону горы Верблюжихи. Ему хотелось осмотреть окрестность с её вершины. «С неё должен быть хороший обзор, раз она здесь самая высокая», – думал он всё быстрее и быстрее шевеля ногами.

Снежная дыра

Костя шёл напрямую, по сугробам и прошлогоднему бустылятнику, стараясь, как можно скорее подойти и взобраться на эту лобастую гору. Подниматься было совсем не просто, хотя издали казалось, что южный склон горы не так уж и крут. Ледяные торосы прорезают склон как стеклянные клинки. Лыжи скользят, шурша льдинками, то и дело, обрываясь, заставляя приседать и опираться руками о склон. То и дело встречаются какие-то овражки, обрывчики. Издали этого было не видно, а тут идти и то плохо, не то чтобы кататься… По ту сторону горы слышатся ребячьи голоса.

Пока мальчик поднимался на вершину горы, голоса почему-то смолкли, не стало слышно и лязга коньков. Но вот, наконец, и хребет. Костя остановился у подошвы одного из горбов и осмотрелся. Ребят на льду деревенского пруда у подножия горы не было. Лёд был хорошо очищен от снега. Рядом с горой он зеленел, а дальше голубел длинным овалом.

«Куда это они подевались? – стал думать Костя о мальчишках.– Может быть, пока он поднимался, они ушли?, или у самой горы байки рассказывают? Увидеть их отсюда нельзя, мёртвая зона, а подойти ближе опасно обледенелый обрыв со снежным наплывом. Насмерть не разобьёшься, а вот покалечится – запросто. Вот поэтому с неё и не катаются. Правильно мне Нюшка говорила… теперь надо обойти горб и там найти место, где можно спуститься».

Слева горб было обойти нельзя – мешал овраг, справа была видна, довольно узкая терасса из снега. «А, что, можно спуститься по ней на полгоры, а там посмотрим» – решил Костя и осторожно направил лыжи на террасу. Подтормаживая левой лыжей, Костя скатился по террасе почти на треть горы, но дальше было ехать на лыжах совершенно невозможно. Нанесённый снег, по которому до этого катился мальчишка, совсем исчез. Его заменил голубоватый с серыми размывами лёд. Лёд был ноздрястый и скользил не сильно. У Кости появилась возможность спуститься ещё ниже, но уже не на лыжах, а пешком.