– Ой, привет, мам! – Пауль вздрогнул. – Да какой-то странный шум на лестнице. Наверное, показалось…
– Идёшь завтракать? Уже поздно.
– Ага, – буркнул Пауль, – только умоюсь.
В ванной он включил воду, а сам кинулся к входной двери и тихонько постучал.
– Циппель! Циппель, ты тут?! Ну скажи же что-нибудь!
Но никто не ответил. Тогда Пауль заглянул в замочную скважину. Там было совсем темно. У Пауля заныло сердце. Не мог же Циппель вот так просто исчезнуть!
– Пауль, ты идёшь? Уже почти полвосьмого! – крикнула из кухни мама.
– Иду, – тихо ответил Пауль, закрыл в ванной воду и пошёл завтракать.
Тосты опять подгорели. Пауль старательно счищал чёрную сажу – и тут мама спросила:
– Что-то случилось? Ты какой-то грустный…
– А, нет, ничего. – Пауль помотал головой. – Просто не хочу в школу.
– Могу представить, – сказала мама. – У меня на следующей неделе спектакль, и я ужасно нервничаю, потому что…
– Сделаешь мне с собой бутерброд? – перебил её Пауль.
– Ну конечно!
– Спасибо. А на хлеб чего-нибудь положишь? Вчера ты дала мне два сухих кусочка чёрного…
– Ох, прости! – Мама вздохнула. – Я сейчас такая рассеянная. Моя роль в опере ужасно сложная…
Но Пауль не дослушал – он кинулся в свою комнату, быстренько написал записку и спрятал её в игрушечном магазине. Записка была такая:
Дорогой Циппель, где ты?
Прости, что так получилось с папиным ключом. Мне нужно в школу, но после обеда я вернусь. Надеюсь, и ты тоже.
Твой Пауль
Потом он пошёл в школу В школе всё было как всегда. Тим и Том задирали его на первой переменке. И на второй. И на уроках тоже задирали, пока господин Ампермайер не видел. Тим был выше всех в классе, а Том толще всех – и думать было нечего их одолеть. Когда Пауль только-только пошёл в школу, он ещё решался давать сдачи. Или просто убегал. Но Тим и Том всегда догоняли его и били – чем больше он сопротивлялся, тем больше им нравилось его задирать. Поэтому теперь он просто молчал и терпел. С Тимом и Томом было точь-в-точь как с плохой погодой: ты видишь на горизонте чёрные тучи и надеешься, что их протянет мимо. Но дождь всё-таки начинается, и ты сначала мокнешь, а потом ждёшь, пока одежда высохнет. Только вот дождь заканчивается, а обиды никуда не деваются. Даже по вечерам, засыпая, Пауль вспоминал, как Тим и Том кричали ему: «С Паулем никто не дружит!», «Пугало огородное!», «Уродец, страшила!».
Сегодня всё было хуже некуда. На переменке Тим отобрал у Пауля бутерброд. На уроке по рисованию Том вылил ему за шиворот воду для мытья кисточек. Но Паулю было не до них, и он совсем не расстраивался, потому что всё время думал о Циппеле. Только бы он не исчез, только бы снова его увидеть.
День перевалил за середину, и, когда в полчетвёртого наконец-то закончилась продлёнка, Пауль как угорелый помчался на велосипеде домой. А в подъезде понёсся наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Пауль добежал до квартиры и остановился у двери, переводя дух. Подождал, пока сердце перестанет биться как сумасшедшее. Прислушался. Тишина. Он наклонился и заглянул в замочную скважину. В коридоре, как и вчера, стояли неразобранные чемоданы. А в замочной скважине было темно и тихо.
Пауль тихонечко позвал:
– Циппель!
С улицы слышалось: ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш – кто-то подметал двор. И больше ничего.
Пауль позвал опять:
– Циппель! Ты слышишь меня?
Тишина.
Он осторожно вставил ключ в замочную скважину и медленно-медленно повернул его. Дверь, тихо скрипнув, отворилась. Пауль вытащил ключ. Постоял в коридоре, а потом крикнул в темноту:
– Циппель! Ты здесь?
Но всё было тихо, и тогда Пауль пошёл в свою комнату. Вагончик железной дороги стоял там же, где и вчера, а записка, которую он написал утром, всё так же лежала у кассы игрушечного магазина.