Оказывается, жизнь состоит не только из приятных моментов. Я открыл глаза и сразу ощутил, что-то неладное. Мне было неудобно лежать. Что-то жгло мне под подгузником. Я прислушался к своим ощущениям, попробовал пошевелиться – жжение усилилось. Я испугался и заплакал. На мой крик отреагировал папа: он взял меня на руки и понес к пеленальному столику. Я немного успокоился, так как помнил, что после папиных манипуляций мне становиться комфортно.

Папа снял мне подгузник и обеспокоенно воскликнул. Затем подозвал маму. Меня очень насторожило такое развитие событий. Мама внимательно осмотрела мою кожу и сказала, что она очень красная и с волдырями. Она предположила, что кожа под подгузником могла за ночь запреть или спариться, и что без крема не обойтись.

Оказалось, что крем – это белое, противное вещество, которым мне намазали попу. Он очень щиплет. Я снова заплакал, но папа сказал, что это для моего же блага, что крем вылечит опрелости. Хотелось бы верить, так как жжение невыносимое. Я все еще продолжал всхлипывать, даже после того, как меня переодели. Я не знал, что жгло больше: сыпь или крем. Этот фоновый дискомфорт не давал мне сосредоточиться. Я не мог в полной мере насладиться маминым молоком, прогулка мне не доставила удовольствия, да и заснуть было практически невозможно. Я устал и вымотался.

Прошло еще немало времени, пока сыпь ушла, и я снова смог вернуться к своей прежней жизни. Может это крем помог, а может просто кожа сама восстановилась. Но скажу точно, не хотел бы я прочувствовать это вновь.

Но говорят беда одна не приходит. Правда теперь она коснулась мамы. Врачи сказали, что у нее лактостаз. Страшное слово, не правда ли? Расскажу, как это выглядело для меня. Как обычно утром я попросил поесть. Мама дала мне грудь, и тут я заметил, что она как-то странно вздыхает и, казалось, она была не в настроении. Я начал сосать и почувствовал, что молоко горячее обычного градуса на два. Я очень удивился, такого раньше не было. Пока я пил, мама старалась размять себе грудь. Признаюсь, это мне порядочно мешало – не давало сосредоточиться на процессе кормления. Делая себе массаж, мама то и дело вскрикивала. Я начал за нее очень беспокоиться. И вдруг что-то коснулось моих губ. Оно упало откуда-то сверху. На что же это похоже? Влага… соленая вода…

Мама плакала?! Это осознание ударило меня, как током. Ошарашенный этим открытием, я даже перестал есть. Неужели мама тоже может плакать? Не может быть, что она также чувствует боль! Я же был уверен, что она всесильна, как Богиня. Глядя на нее или папу, я всегда думал, что у взрослых нет проблем, что они могущественны и им чужды мои горести. Оказалось, я ошибался. И тому доказательством была, плачущая от боли, мама.

Я стал присматриваться, как она плачет: тихо, с достоинством, искренне, стараясь не беспокоить никого своей болью. Она терпела боль! Странно, но она же женщина. Терпеть должны мужчины, она сама мне так говорила.

Вот, еще одна слеза упала мне на щеку. Мне захотелось обнять и защитить маму. Утешить ее, сказать, что я ее люблю. Но я был беспомощен. Я даже не смог дотронуться до нее своей рукой – она предательски болталась из стороны в сторону, как будто назло, не касаясь мамы. Раздосадованный своим бессилием я решил, что впредь, когда подрасту, буду всегда защищать свою любимую маму.

Я постепенно узнаю своих родственников. У меня, оказывается, есть прабабушка. Сегодня она приезжала меня навестить. Мне она очень понравилась. Она много носила меня на руках и рассказывала интересные истории. От нее пахло пирогами. Мне с ней очень спокойно. Я даже не побоялся заснуть в ее объятьях. Мне захотелось, чтоб она приезжала чаще.