Я поняла, что он не может вспомнить мое имя. Меня подмывало объявить ему: «Меня звали Маленькое Чудо». И выложить все, с самого начала. Но я просто сказала:
– Меня зовут Тереза.
Той ночью, на бульваре, я спросила, как его имя. Он ответил: «Имя ни к чему. Называйте меня просто Бадмаев. Или Моро, если вам больше нравится». Я удивилась, а потом подумала, что это просто желание себя обезопасить, сохранить дистанцию. Он избегал слишком тесного сближения с людьми. А может, что-то скрывал.
Бадмаев предложил зайти к нему. Он даст мне почитать одну книжку. Он жил в большом новом квартале напротив кафе «Ле Корантен», на другой стороне бульвара Журдан. Кирпичные корпуса, наподобие того, в Венсене, где через несколько дней я буду стоять и смотреть, как моя мать пересекает двор. Мы шли вдоль фасадов, совершенно одинаковых. В доме номер 11 по улице Монтичелли поднялись по лестнице на пятый этаж. Дверь вела в коридор с темно-красным линолеумом. Его комната была в конце коридора. На полу матрас без ножек, стопки книг вдоль стен. Он предложил мне сесть на единственный стул у окна.
– Пока я не забыл… Надо дать вам книжку…
Он нагнулся и долго рассматривал каждую стопку, одну за другой. Наконец вытащил книгу, которая выделялась среди других красным переплетом. Он протянул мне ее. Я открыла, посмотрела титульный лист: «На окраинах жизни».
У него был извиняющийся вид. Он сказал еще:
– Если скучно, не читайте, это совсем не обязательно.
Он сел на край постели. Комнату освещала лишь голая лампочка, закрепленная на высоком штативе. Лампочка была очень маленькая и слабая. Рядом с матрасом, вместо ночного столика, огромный радиоприемник, обтянутый спереди материей. Я помню такой в Фоссомбронла-Форе. Он перехватил мой взгляд.
– Я очень люблю этот приемник, – сказал он. – Иногда пользуюсь им для работы. Когда работаю дома.
Он наклонился и повернул ручку. Зажегся зеленый огонек.
Раздался глуховатый голос, говоривший на каком-то иностранном языке.
– Хотите посмотреть, как я работаю?
Он взял большой блокнот с отрывными листами и шариковую ручку, лежавшие на приемнике, и начал записывать, слушая голос.
– Ничего сложного… я все стенографирую.
Он подошел ко мне и протянул листок. С того вечера я всегда храню этот листок при себе.
После стенографических знаков, чуть пониже, было написано:
«Niet lang geleden slaagden matrozener in de sirenen, enkele mijlen zuidelijdkan de Azoren, te vangen».
И перевод: «Недавно матросам удалось поймать сирен в нескольких милях к югу от Азорских островов».
– Это по-голландски. Но он читал с легким фламандским акцентом жителя Антверпена.
Бадмаев повернул ручку, чтобы голоса было не слышно. Но оставил зеленый огонек. Вот такая у него работа. Ему дают список передач, которые надо прослушать, днем или ночью, и он должен назавтра сделать перевод.
– Иногда эти передачи приходят с другого конца земли… дикторы говорят на удивительных языках.
Он слушает их ночью у себя в комнате, для тренировки. Я представила себе, как он лежит в темноте, пробитой этим зеленым огоньком.
Он снова сел на край матраса. Сказал мне, что с тех пор, как поселился в этой квартире, почти не пользуется кухней. Тут есть еще одна комната, но она пустая, и он никогда туда не заходит. К тому же, слушая без конца иностранные передачи, он уже и сам толком не понимает, в какой стране живет.
Окно выходило в большой двор и на соседние здания, где тоже на каждом этаже светились окна. Позднее, когда я в первый раз дошла вслед за матерью до ее дома, я была уверена, что из ее комнаты вид точно такой же, как от Моро-Бадмаева. Я посмотрела адресный справочник в надежде отыскать ее фамилию, и меня поразило, сколько же людей живет с ней в одном доме. Человек пятьдесят, и среди них около десятка одиноких женщин. Но ее девичьей фамилии я там не нашла, как не нашла и другой, вымышленной, которую она когда-то себе взяла. Это было до того, как консьержка показала мне ее фамилию в списке – Боре. А потом мне опять пришлось смотреть справочник – по названиям улиц. Я потеряла номер телефона Моро-Бадмаева. По его адресу я обнаружила не меньше фамилий, чем в доме моей матери. Да, жилые корпуса в Венсене и возле Порт-д’Орлеан мало чем отличались друг от друга. Его фамилия – Моро-Бадмаев – фигурировала в справочнике. Значит, мне все это не приснилось.