Валя Попокин с недоумением смотрел на человека, который чуть было не стал его убийцей. Совсем не громила, и на рецедивиста мало похож. Вот только нож, валявшийся возле, красноречиво выдавал намерения киллера. Сам он был настигнут коротким точным ударом кастета в основание черепа. Возможно, жизнь в нём ещё теплилась, просто на время он потерял сознание. Но такие подробности Валю совершенно не интересовали. Ясно было одно: его «заказали», но нашлись и другие люди (или человек), которые его спасли (спас). Но ещё яснее было другое: нужно было сматываться, и как можно скорее. Валя даже не стал заходить к тётке, в квартире у которой скрывался, он лишь предупредил её по домофону, что ему на несколько дней нужно уехать обратно домой. Сумку с вещами он решил в другой раз забрать, когда поспокойнее будет, ну а с оптикой он вообще никогда не расставался, она и сейчас была с ним – привычка. «Чёрт побери! – мысленно выругался Валя. – И как раз в такой день, когда мне удалось снимки пристроить. Неужели меня так и не оставят в покое?» К счастью, у него было ещё одно место, где спрятаться: старинная школьная подруга-любовница, которая в очередной, который уже раз, пребывала в разводе. «Приютит, куда она денется, как пить дать приютит», – подбадривал себя Валя, ощущая, как противно у него сосёт под ложечкой – так близко сталкиваться со смертью ему ещё не доводилось, разве что взять того динозавра!

Надо сказать, что ни одно столичное издание на Нижнекопьевского ящера не клюнуло:

– Утка! Милости просим с товаром сим в конце марта. А снимочки можете оставить, не пропадут.

– Ну да, вам только палец дай, всю руку оттяпаете, – мрачно усмехался в ответ Попокин, – но вот локти вам скоро точно придётся кусать!

Не имел успеха его «товар» и среди иностранных репортёров, они даже не комментировали своё: «Нет, спасибо!», просто мило улыбались. И только одна итальянская бульварная газетёнка взяла Валин материал сходу, без колебаний: и текст, и снимки, и негативы, и экземпляры «Пчелы» с «Правдой», заплатив по западным меркам за них сущие гроши, а по Валиному разумению – отвалила ему неплохой куш. Деньги эти жгли карман Попокину, ему так хотелось заявиться с ними домой и устроить семье праздник, да и пребывание у «подруги», как обычно, скоро стало обременять Валентина, требовала она от него в сексе таких штучек, которые Попокин совершенно не переносил. Однако путь в Нижнекопьевск был ему заказан, и потому Валя терпел.

Эх, так и хочется порадеть ухватистому да оборотистому соотечественнику нашему, человеку слова и дела, но ведь если верить одному небезызвестному классику, в России на тысячу человек непременно приходится один гений и 999… всё тех же – «рыцарей плохих дорог». Откуда же им взяться тогда, хорошим дорогам? Юрий Денисович чувствовал себя на седьмом небе, он ещё и не задумывался даже, чего бы ему хотелось достигнуть в Москве, но в Нижнекопьевске он покорил высоты, которых не достигал никогда ни один, из топтавших когда-либо сию грешную землю чинуш-функционеров. Однако, так или иначе, отъезд его всё близился: и должность в стольном граде была приготовлена, и коттедж в небольшом городке Краснолепске выстроен, оставалось только достойно провести 900-летие родного города и торжественно отчалить в новое плавание. Был и ещё один гвоздь: сколько ни крутил в голове Уткин, но так и не мог остановиться на кандидатуре своего преемника. Алексей Конобеёв… казалось бы, вариант вполне подходящий, но всё детство и юность Лёхи прошли в общении с местной шпаной. Именно через него всегда осуществлялись контакты Уткина с Ломовым, а в последнее время контакты эти были постоянными, слишком много возникало так называемых «узловых» вопросов, а узлы, как известно, нужно распутывать, а не разрубать. Родион Славкин? Нет, фигура не того масштаба. Павел Жогин? Язык хорошо подвешен, но не хозяйственник, да к тому же пьянь. Да, как ни крути, а лучше Лёхи Конобея…