– До скорого, Приятель! Если захочешь сандвич с артишоком, позвони в бюро трудоустройства и попроси запихать его тебе в дисковод А!

Поскольку экран был уже погашен, последнее слово осталось за мной.

Время достигло восьми вечера, и звонить в бюро находок было поздновато. Значит, завтра, благо до восьми утра есть время. А сейчас нужно заехать на переговорный, откуда звякнуть в Ульяновск, где у Галиной бабушки узнать, как отыскать Галину маму. Ну, а потом домой. К Приятелю номер два, который скоро станет единственным и неповторимым в своем роде.

Я вышел из здания, перешел улицу и остановился в ожидании общественного транспорта.

Солнце уже перевалило за горизонт и теперь ярко освещало Америку с ее зажравшимися буржуями. На остановке почти не было народу, лишь стоял замерший, но до странного зловещий, словно в любой момент готовый отправиться за очередным клиентом, микроавтобус с траурной черной полосой по борту и грандиозной рекламой на заднем стекле.

Я подумал о том, что раз пошла такая пьянка и я поневоле связался с человеком, который представляет наркотики, пора бы написать завещание. И все имущество оставить в наследство Приятелю, потому что больше практически некому. Ну, еще тетке чуть-чуть. Например, квартиру…

В переговорном пункте было на удивление оживленно. Толпились люди, совершенно друг на друга не похожие, олицетворяющие город и всю страну своим разношерстным разнообразием, своим деловитым равнодушием.

Я заказал разговор с ульяновской квартирой и вошел в кабинку. Долго ждать не пришлось, трубку взяли после третьего гудка.

– Але? – спросил оттуда старческий женский голос.

– Здравствуйте! – громко и отчетливо сказал я. – Вам звонят из Евпатории, по поводу вашей дочери, Людмилы Борисовны! Я ее врач из санатория! Дело в том, что мы договорились созвониться по вопросу дальнейшего лечения, я нашел специалистов! Вы не могли бы мне сказать, где она сейчас находится?

Старушка помолчала несколько секунд, затем глуповато спросила:

– Чево?..

Я, не теряя терпения, повторил все с самого начала, настолько громко, отчетливо и благожелательно, насколько вообще мог.

Результатом стало немедленное вознаграждение моих стараний:

– А уехала она, – с готовностью откликнулась бабушка. – Уже полгода, как уехала… А кто ее спрашивает?

– Врач! – воскликнул я. – А куда уехала?

– В Тарасов, сказала, – ответила старушка. – А вы ее там не встретите?..

– Встречу, бабуля, встречу, – пообещал я. – Обязательно встречу. А она одна уехала или с кем-то?

– Да одна, с кем ей ехать-то?

– Хорошо… – Тут я совсем не к месту вспомнил о четвертом, непонятнейшем из указаний Приятеля и на всякий случай спросил: – А вы не подскажете, у вашей Людочки не было никакого киевского дядюшки?

– Чаво? – удивилась старушка. – Дядьки все ее здеся померли… А вот любовник там у нее был. Лет четырнадцать-пятнадцать назад. Видный мужик… кажися, прокурор тамошний…

– Да? – тупо спросил я, мысленно вычеркивая эту явно ненужную информацию из списка подсказок жизни в ответ на неразгаданные вопросы этого дела. – Ну спасибо вам, бабуля, всего вам хорошего. До свидания.

Старушка перед тем, как положить трубку, взяла с меня слово, что я отучу ее «ушлую» пить (про наркотики она, чувствуется, и не знала), а также строго наказала мне следить за Людкой «и вообще».

Что подразумевалось под этим, я так никогда и не узнал. Распрощавшись с переговорным пунктом, я покинул его и отправился к себе домой.

Итак, уже полгода как мать Гали, скорее всего, в Тарасове. И мне нужно только узнать, где именно она находится, тогда, скорее всего, проблема с пропавшими детьми будет разрешена. Правда, вполне возможно, узнав о том, что детей никто не похищал и не требует за них никакого вознаграждения, получившие свое родители оплатят мою работу по гораздо более низкому тарифу, чем обещано. Но, в общем-то, если все так просто пройдет, за что платить больше?..