– Эллар лас'террок кет'валлин… Хет'марр эс'сет нарт'хеш! – старотемный, он же очень похож на эльфийский. Такой же напевный и… многозначный.

А еще мне вспомнилась затертая книжица из отцовской библиотеки. Сама она не имела обложки, но была заботливо подклеена в чужую. «Поэмы и сказания диковинных земель», как сейчас помню. Мне стало любопытно, что это за диковинные земли и какие там сказания, а в результате… А результат я сейчас цитировал наизусть на всю площадь этого забытого городка, тхеш'маррк его через все пеньки Золотой Дубравы скопом и по отдельности!

Дедушка на первой же фразе, произнесенной со всем пылом юности, придушенно крякнул и замолчал до самого конца тирады. Нет, я что, я ничего! Формально, моя речь сводилась к: «дети мои, да возлюбите друг друга, плодитесь да размножайтесь». Но вот если прислушаться к глубинному смыслу…

К середине моего монолога началось самое странное! Причем такое, что я сам чуть не подавился! В сложенных «лодочкой» ладонях стала разгораться изумрудная искорка. Сперва ма-а-аленькая, как упавшая с небес звездочка, она разрослась, приподнялась над своеобразной «колыбелькой» и превратилась в крупный шар, размером с голову ребенка.

Не прекращая монолога, я, осторожно выпустив когти, словно бы разрезал получившийся шар на широкую ленту. Которой, на последних словах, «обвязал» соединенные руки эльфийки и оборотня. Те, заворожено наблюдавшие за моими манипуляциями, удивленно посмотрели на сиявшую зеленым светом ленту на своих запястьях и только потом вскрикнули, дернувшись в стороны. Ехидно плюнув искрами, лента не дала брачующимся передумать. А потом полыхнула – и пропала, оставив на коже у Шема и Аэлин неширокую татуировку темно-зеленого цвета. Словно бы странный браслет под кожей…

Что хотели – по тому и получили! Нечего было ко мне с этой церемонией приставать!

– О, Владыка… – замирающий шепот заставил меня раздраженно дернуть плечом и покоситься в сторону говорившего.

Вернее – говоривших. Все, собравшиеся на помосте, стояли на коленях, с поистине детским восторгом глядя на меня. А судья так и вообще – пытался поймать мой плащ. Ага, щас же! И вообще – хватит о мой плащ собственные сопли вытирать! Нашли себе… носовой платок избыточных размеров! Похоже, мы тут изрядно подзадержались…

Я вскинул голову и заливисто свистнул. Тишина из восторженной стала выжидательной и разрушилась звонким перестуком копыт. Подправив свой морок, я, заодно, изменил и облик Трима. И теперь перед эшафотом затанцевал великолепный тонконогий, белоснежный конь с развевающейся серебристой гривой. Никогда не понимал эльфийской тяги к излишествам. Ну, хороший конь, так зачем же его перекрашивать? Какая разница, какой он масти, если он тебе подходит?…

Величавым жестом закинув на плечо полу плаща (достали! Это МОЙ плащ!!), я спустился вниз. Аэлин и Шем почтительно последовали за мной, словно свита. Я вскочил на Трима, мотнув головой в сторону привязанных у ближайшей коновязи лошадей. Мол – выбирайте, не стесняйтесь!

Ни эльфийка, ни оборотень не постеснялись, выбрав самых лучших из предложенных коней. Причем с нагруженными седельными сумками (а говорят еще – эльфы вежливые, эльфы благородные, эльфы чужого не возьмут!). Хозяева этих самых лошадей если и были в толпе, то против столь наглого хищения возражать не посмели. Так что мы красиво ускакали вдоль по дороге, подальше от этого сумасшедшего города!

Знаете, кажется, теперь я начинаю понимать основное отличие темных земель от светлых! В светлых женят на эшафоте, тогда как в темных предпочитают все же храмы божеств…