Вышла Лиза.

– Вить, ужин готов.

– Хорошо. Сейчас приду.

Она села к нему на колени. Взяла почти докуренную сигарету. Затянулась, уменьшая её до размера бычка, и затушила в пепельнице, стоящей на подоконнике, одновременно выпуская дым.

– Пойдём уже. Остынет же.

Она чмокнула его в щеку.

Бзынь. Над головой щёлкнула лампа-мухоловка.

– Ты не злишься, что я её купила? Мух в кухню забивается намеренно, пока ты тут «дышишь», к тому же она по скидке была.

– Так осень уже. Какие мухи?

– Ничего. На следующее лето пригодится. А к тому времени цены взлетят о-го-го.

– Ладно, пошли уже, хозяюшка.

Неожиданный хлопок, похожий на выстрел, заставил мужчину вздрогнуть. Лиза машинально обняла его, как будто стараясь защитить.

– Всё в порядке?

Он немного помедлил с ответом, будто возвращаясь в реальность.

– Да, да. Пойдём.

•

В небольшой дворовой рощице взвился мотылёк, испуганный резким звуком. Сев на близлежащий фонарный столб, он рьяно зашевелил усиками в поисках нового убежища. Сделав несколько шагов по облупившейся краске, он застыл, будто в нерешительности…

•

Садясь за стол, Виктор улыбнулся:

– Ого, шпикачки. Можно сказать, пятница удалась.

– А то. Полрынка обежала, пока нашла. Продавщица сказала, что эти самые свежие и их как горячие пирожки разбирают. Завтра совсем уж не останется…

•

Смешно вспомнить, но в детдоме Витя буквально мечтал о макаронах с сосисками, которые на контрасте с пюре, похожим на клейстер, или перловкой казались просто пищей богов. И видимо, кто-то там наверху решил эту мечту исполнить. Почему именно она была удостоена внимания из всего списка желаний маленького мечтателя, история умалчивает, но на сегодняшний день из-за финансовых затруднений ему приходилось придерживаться именно макаронной диеты. Благо множество видов позволяло создавать мнимое разнообразие рациона. Ракушки, спиральки, рожки, лапша, спагетти, гнёзда, кольца, бантики, трубочки, гребешки, перья, улитки, цветочки. Кроме того Лиза умудрялась каждый раз готовить их как-то иначе. Кто бы мог подумать, что макароны можно сварить с солью и без, обжарить до золотистой или до чёрной корочки, слипшиеся и рассыпчатые, переварить или недоварить. Последний вариант Виктору не очень нравился, она же наоборот нахваливала и называла какими-то французским словом. Но то французы, они и лягушек едят – не морщатся.

•

– …я пока шла, меня три женщины спросили, где я такие отхватила.

– Что? Шпикачки?

– Да какие шпикачки. Туфли. Совсем ты меня не слушаешь, – женщина демонстративно надулась.

– Да слушаю, слушаю. Извини, задумался, просто, – он примиряюще улыбнулся.

– Тогда, слушай с самого начала, – шутливо начала она. – Помнишь тот магазин на углу…

•

…уловив тонкий запах прелой листвы, мотылёк вспорхнул, пытаясь снова нырнуть в своё старое убежище. Но как только он оторвался от столба, неожиданный порыв ветра отбросил его на несколько метров в ближайшие кусты. Он прижался к тонкой ветке облетевшей сирени и стал дожидаться, пока ветер стихнет…

•

Витя никогда не был болтлив. Спокойный, тихий, он создавал впечатление рассудительного ребёнка. Возможно, поэтому он приглянулся своим приёмным родителям. Ему было уже четырнадцать, когда его усыновили. Не самый популярный возраст для вхождения в новую семью. Его однокашники, то ли из зависти, то ли по глупости, пугали его историями о каторжных домах, где детей держали как бесплатную рабсилу, о садистах, безумцах и прочем. Он понимал, что все это – глупости, но все же его одолевали смешанные чувства, так как не знал, что его ждёт. Как он узнал позже, его приёмная мать была бесплодна. Они жили с мужем в пригороде небольшого городка и держали пасеку. Им перевалило за пятьдесят, когда они привели его в свой дом. Это был уже не тот возраст, когда ты готов терпеть бессонные ночи из-за детского плача или с умилением смотреть на разрисованные твоим чадом обои. Скорее им нужен был помощник, достаточно крепкий, чтобы справиться с деревенской работой, но в то же время молодой, чтобы ещё нуждаться в некоторой опеке со стороны взрослых.