Подойдя к королевской чете, Герда поставила ящик на пол и поклонилась. Королева заглянула в ящик – он был набит до краёв так, что его деревянные стенки потрескивали.
– Ваше величество, – обратилась к королю Герда, – это трофеи. Они прибыли после захвата Мидленда. Оружие.
Король покачал головой, удостоившись за это сердитого взгляда от пишущего его портрет художника.
– Нам больше не нужно оружие, – сказал король Джон. – В наши дни с войнами покончено.
Королева прикусила себе щёку. Её муж осёл! Войны! Они всегда были и всегда будут. Без них невозможно править королевством. Если нет войны с внешним врагом – значит, есть война с врагом внутренним. Если нет врагов вдали – значит, они есть под боком. Сейчас, например, они на противоположном берегу реки. Но Джон смотрит на мир наивно и доверчиво, словно ребёнок-несмышлёныш. Считает войну самой крайней мерой, к которой можно прибегать только тогда, когда исчерпаны все попытки сохранить мир. Отношение Ингрит к войне было прямо противоположным.
Она наклонилась к ящику и вытащила из него арбалет. Принесённое Гердой оружие было устаревшим, но вполне пригодным. Ингрит с привычной лёгкостью взвела курок арбалета.
– Предусмотрительность никогда не бывает излишней, – заметила она, словно невзначай наводя арбалет на короля.
Наблюдающая за королевой Герда заметила, как та ещё сильнее побледнела, а в её глазах появился странный блеск.
– Он заряжен, ваше величество, – предупредила Герда.
Наступил напряжённый момент: королева смотрела на короля, а Герда смотрела на королеву.
– Правда? – спросила Ингрит, прикидываясь дурочкой. И она швырнула арбалет Герде. Та поймала его – и в этот момент оружие выстрелило. Стрела, громко просвистев в воздухе, вонзилась в стоящую возле дверей деревянную статую.
– В следующий раз тебе следует быть осторожнее, Герда, – сказала Ингрит, глядя на дрожащую стрелу.
Герда кивнула, молча принимая упрёк королевы, которого ожидала заранее. Пока она шла вытаскивать стрелу, Ингрит прошлась по залу. В окна били яркие лучи солнца, ложась сверкающими пятнами на серые плитки пола. Ингрит аккуратно огибала эти пятна, стараясь не наступать на них, словно это была грязь.
Двери тронного зала вновь распахнулись, и выражение лица королевы при виде сына стало если не радостным, то, по крайней мере, не таким холодным. А когда Филипп подбежал к родителям, его красивое живое лицо сияло от счастья.
– Отец, мама… – начал он.
– Ну, что? – спросил король Джон, поднимаясь на ноги. Ему стало совершенно не до художника, который опустил кисти и принялся что-то сердито бормотать себе под нос. – Что она сказала?
– Она ответила «да»! – ещё шире заулыбался Филипп.
– Отличная новость! Просто замечательная! – воскликнул король, подбегая к сыну, чтобы обнять его. – Наконец-то два наших королевства станут единым целым!
Ингрит смотрела, как они обнимаются – старый дурак и молодой олух. Ей нужно было предвидеть, что Филипп последует советам своего папеньки насчёт Авроры. О своих сердечных делах он всегда разговаривал только с ним, а с матерью никогда. С матерью он предпочитал рассуждать о военной стратегии. Впрочем, винить за это Филиппа не приходится – ведь она никогда не скрывала своего отношения к Авроре. Жалеть приходилось лишь о том, что болван муж не предупредил её о готовящейся помолвке.
Высвободившись из отцовских объятий, Филипп повернулся к Ингрит.
– Мама, – неуверенно начал он. – Я знаю, что это идёт вразрез с твоими желаниями, но если ты проведёшь вместе с Авророй немного времени…
Мать и сын взглянули друг на друга, и повисло неловкое молчание.