Выдержу ли я очную ставку с Воскресенским? У меня совершенно нет опыта общения с богатыми, хамоватыми родителями. Я не могу привыкнуть к тому, что им все дозволено. И тем более, принять это.

Поглядываю на близнецов и вспоминаю главную причину. Я делаю все это ради них. Потому что чувствую их одиночество, понимаю истинные мотивы их безобразного поведения, а еще… тянусь к ним. Странное ощущение, будто именно я им нужна.

– Занимайте свои места, разучим один веселый стишок, пока ждем вашего папу, – взмахом руки указываю на низкие детские столики с английским алфавитом на поверхности.

Мебель в кабинет я выбирала сама, хоть директор центра заверял меня, что подойдут стандартные парты. Еле переубедила. Я нацелена на то, чтобы увлекать детей и обучать играя, а не заставлять зубрить материал из-под палки. Все-таки с малышами работаю. И отношусь к ним, как к родным. Особенно к этим несносным братьям-близнецам с хитрыми, кофейными глазами.

– Лиля, мы устали, – по-свойски обращаются ко мне мальчики и кривятся от перспективы продолжать учебу.

Понимаю, что они правы. И так отлично поработали сегодня, проявили себя лучше остальных детей в группе, будто подсознательно боролись за мое внимание. Но я и так искренне восхищаюсь ими. У маленьких Воскресенских на редкость хорошее чувство языка. Они схватывают все на лету.

– Согласна, мы с вами заслужили отдых, – киваю и мысленно ругаю себя за то, что бросила вызов их отцу. Будто своих проблем мало! Но отступать, кажется, поздно. Да и для этого придется опять звонить ему, слушать снисходительное: «Да, Лилия Владимировна».

Передернув плечами, я кладу телефон поверх яркого учебника по английскому для самых маленьких, а сама, забывшись, обессиленно падаю в кресло.

– О нет, – обреченно простонав, подскакиваю с места.

Оборачиваюсь на мокрое сиденье, которое залили водой из вазы маленькие хулиганы, и провожу рукой по своей бежевой юбке-карандаш. По всей площади сзади… расползается большое влажное пятно, которое невозможно не заметить на костюмной ткани.

– Оу ноу-у-у, – тянут Леша и Даня по-английски, но несинхронно и специально с русским акцентом.

Я готова завыть с ними в унисон. Замечательно подготовилась к встрече с самым грозным родителем в нашем центре. На «пять с плюсом»!

– Теперь вы видите, к чему приводят ваши шалости. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы, – важно обращаюсь к мальчикам, которые рассматривают меня с открытыми от неожиданности ртами. Пытаюсь воззвать к их совести. – Что скажете?

Упираю руки в бока, принимаю строгое выражение лица и буравлю их испытывающим взглядом, хотя это нелегко, когда Даня играет бровками, а Леша виновато морщится. Ожидаю услышать от них что-то вроде: «Извините» или «Мы больше не будем». Но ответ ввергает меня в состояние шока:

– Папа купит новую юбку.

Округляю губы в немом возмущении, но тут же стискиваю их.

Родителей не выбирают, Лиля! Не забывай эту истину! Придется работать с тем, что есть.

– Не все в нашем мире измеряется деньгами, – поучительно чеканю, подняв палец вверх.

«Но многое…» – добавляю мысленно, с тоской покосившись на телефон. Дисплей моргает, оповещая о входящем сообщении.

Стоит мне прочитать имя контакта, как все внутри привычно замерзает, а вдоль позвоночника проносится липкий холодок, словно кто-то закинул ледышку за шиворот. По воле судьбы приходится общаться с человеком, которого я предпочла бы никогда не знать.

«Когда зарплата? Жрать нечего дома», – каждая буква пропитана необъяснимой ненавистью, словно я виновата во всех бедах. Я и так отдала слишком многое…

«К тебе тот же вопрос. В шкафу лапша быстрого приготовления, а маме я в кафе по пути что-нибудь возьму. Буду поздно», – печатаю текст дрожащими от волнения и гнева пальцами.