– Какой невоспитанный! Даже не попрощался! – возмущённо крикнула я ему вслед, но он снова ничего не ответил.

– Стася, где ты была? – взволнованно спросила бабуля, когда я наконец вернулась домой.

– Сидела на крыше заброшки! – с восторгом сообщила я. – Оттуда такой классный вид! Весь наш район видно!

Бабуля, разумеется, перепугалась, заохала, заахала, и взяла с меня клятвенное обещание больше никогда туда не ходить. Я пообещала, но после первой же ссоры снова сбежала на край любимой крыши.

Он уже был там. Так же как в прошлый раз сидел, надвинув капюшон, и опустив голову вниз.

– Привет, – негромко поздоровалась я.

Мальчик в капюшоне ничего не ответил. Я присела на край крыши, свесив ноги вниз, пару минут посидела молча. Надоело.

– Я с бабушкой поругалась, – нерешительно сказала я.

В ответ вновь молчание.

– Она меня так бесит! Заставляет есть свою дурацкую кашу, а ещё заставила пойти умыться, когда я губы накрасила красной помадой – говорит, я ещё маленькая. Ну какая же я маленькая, мне уже одиннадцать! И я могу красить губы, когда захочу!

– Мне тоже одиннадцать, – глухо раздалось из-под капюшона.

Я вздрогнула, и чуть было не упала с крыши, слишком сильно наклонившись вперёд – настолько неожиданной для меня стала реакция до этого полностью безмолвного мальчишки.

– Блин, напугал! – возмущённо вскрикнула я, отодвинувшись подальше от края. – Я уже не ожидала, что ты со мной заговоришь!

– А меня отец бесит, – мальчик проигнорировал мои возмущения, как будто был на какой-то своей волне. – Толкнул меня сегодня, когда пьяный домой пришёл, я упал, ударился виском об угол стола, фингал теперь на весь глаз.

– Покажешь? – с надеждой в голосе спросила я. Не то чтобы разглядывание синяков было моим любимым занятием, просто мне было очень интересно, кто скрывается под капюшоном, вот я и уцепилась за первую представившуюся возможность.

– Нет, стесняюсь, – капюшон замотался из стороны в сторону, усиливая отрицательный ответ. – Давай лучше просто поговорим о чём-нибудь.

– О чём, например? – я пододвинулась ближе к своему собеседнику.

– О чём-нибудь хорошем. Ты была на море?

– Ага, – кивнула я. – А ты?

– А я нет. Вообще никогда не выезжал из нашего города. Расскажешь, как там, на море? – с надеждой в голосе спросил мальчик.

– Хорошо, – удивлённо согласилась я.

И под постепенно стихающий шум темнеющего под нами района начала рассказывать о том, как мы с родителями ездили в Турцию, в Дубай, в Египет… Мальчик слушал меня молча, и только его белеющий в темноте капюшон иногда покачивался на особенно интересных моментах.

– Ещё поедешь куда-нибудь? – спросил он меня, когда мой поток историй иссяк.

– Не знаю, – грустно ответила я. – Родители этим летом меня бросили, к бабушке отправили. Ненавижу их за это!

– Не стоит, они же тебя любят. Вон во сколько разных стран возили. Меня вот мои никуда не возят, – вздохнул мальчик.

Я осеклась, понимая, что моя злость на родителей выглядит неуместно рядом с этим парнишкой, которого практически бьёт выпивающий отец, и закусила губу.

– А мы раньше летом к бабушке в деревню ездили, – даже несмотря на скрывающий лицо моего собеседника капюшон я чувствовала, что он улыбается. – Там было хорошо. Малину собирали, смородину, крыжовник, бабушка варенье варила…

– А почему теперь не ездите? – спросила я.

– Бабушка умерла прошлым летом, – спокойно ответил мальчик.

А мне стало не по себе. Я тут ною, какая у меня плохая жизнь, а у человека бабушка умерла!

– Сочувствую, – только и смогла выдавить из себя я. Тогда я не знала, что нужно говорить людям в таких ситуациях. Хотя, на самом деле, до сих пор не знаю, хотя уже до шестнадцати лет дожила.